– Девушки, они, друг мой, бывают разные, – продолжал
разглагольствовать Жора. – Но в каждой что-то есть, если разобраться. У
меня на это наследственный нюх… Недаром мой лопухоид-папа выплачивал алименты
даже одной знаменитой актрисе… О его прочих женах я не говорю. А актриса эта
мелкая оказалась женщина, без полета…
– Хм… Вот ты какой! А Гроттер, она красивая? –
неожиданно услышала Таня Ванькин голос.
Таня напряглась. Самым правильным было выйти из своего
укрытия, но она этого не сделала. Вместо этого она осторожно выглянула,
стараясь не упустить не то что слова, но даже выражения лиц Жикина и Ваньки. Но
тут ее поджидало разочарование: она видела лишь их спины.
– Ну э-э… Если ты так хочешь… ладно, скажу. – Дон-Жуан
тибидохского разлива замялся, подыскивая правильный эпитет.
Всех ящичков, по которым Жора Жикин рассортировывал девушек,
у него было четыре. Первый, самый элитный, именовался «высший класс», второй
был «норма», далее шел ящичек «у нее красивые глаза», и, наконец, самый большой
и просторный именовался: «она любит животных».
Таня чувствовала, что Ванька с нетерпением ждет ответа. Она
и сама ждала его с нетерпением и страхом.
– У нее красивые глаза. Но… и животных она тоже
любит, – выдавил наконец Жикин.
– То есть она некрасивая? – спокойно уточнил Ванька.
– М-м-м… Ну что значит некрасивая? До Лотковой или там до
Склеповой, ясное дело, не дотягивает. Но все-таки лучше Попугаевой… В общем,
для тебя, наверное, сойдет, – снисходительно сказал Жикин.
Таня была уверена, что Ванька сейчас ударит Жикина в нос,
стремясь придать классическому носу Жоры более простые формы. Но… Ванька этого
не сделал.
Вместо этого он достал из кармана маленькую деревянную
шкатулку, в которой, видно, лежали какие-то травы для магпункта, повертел ее в
руках и закрыл крышку. Потом встал, окинул Жору задумчивым взглядом и быстро
ушел. Через некоторое время, пожимая плечами, удалился и Жикин.
Таня продолжала сидеть за диваном, уткнувшись лбом в его
источенный жуками деревянный каркас. Она ничего не видела и не слышала. Ее
трясло от слез и безысходного гнева. На душе у нее было так мерзко, будто туда
кто-то плюнул. Плюнул не чужой, до кого ей не было дела, а тот, перед кем душа
давно уже доверчиво открылась.
Таня ощутила себя преданной. Преданной и проданной…
* * *
Поздно ночью, когда Таня, выплакавшись, уже спала, в окно
кто-то настойчиво постучал. Таня открыла глаза и приподнялась на подушке,
пытаясь понять, померещилось ли ей. Гробыня мирно посапывала. Во сне она мало
походила на роковую девицу с темного отделения и была мила и тиха, как
ангелочек. Сложно было поверить, что в этой головке в дневное время могут
роиться зловещие замыслы.
Скелет Паж, он же Дырь Тонианно, поскрипывал на своей
подставке и, покачивая перьями на шляпе, видно, шептал судьбе самые
разнообразные слова.
Стук повторился. Таня подошла к окну и, прижавшись носом к
стеклу, осторожно выглянула.
Перед окном – одетый не по погоде, продрогший, как цуцик, с
застывшей на носу сосулькой неясного происхождения – завис на метле Гурий
Пуппер. Он был одинокий и печальный. Казалось, еще мгновение – и он просто
обрушится вниз, превратившись в ледяную глыбу.
– О, Таня, Танечка! Я сбежал в Тибидохс! Я буду жить у вас!
Я ненавижу Магфорд! – произнес он с надрывом.
– Ты с ума сошел! Тебя ищут! Тут некоторые болтают, что я
тебя насмерть запытала, – только и сказала Таня.
– Таня, пожалуйста, открой мне окно! Или я буду упадать в
сугроб и умирать на ровный место! – одеревеневшими губами произнес Пуппер.
Он говорил по-русски довольно правильно для иностранца, но с
забавными ошибками, возникавшими всякий раз, как он сбивался с проторенной
речевой дороги.
Таня решительно толкнула раму. Пуппер вместе с метлой с
трудом протиснулся в комнату, впустив ледяной зимний воздух…
Глава 12
Полярные духи
Вечером тридцатого декабря Шурасик сидел в общей гостиной и,
забравшись с ногами на диван, сыгравший с Таней такую злую шутку, записывал
что-то в толстенной тетради. Тетрадей и блокнотов у Шурасика было немыслимое
количество, и все заполнены крайне неразборчивым почерком, больше напоминавшим
прыжки кардиограммы. Будь Шурасик, скажем, великим писателем, оставившим свое
наследие потомкам, его библиограф намылил бы веревку, застряв где-нибудь на
первой трети бесконечного литературного пути покойного.
«Сколько стоит килограмм времени? Больше, чем полкило снов?»
– строчил Шурасик, мусоля заговоренный черномагический карандашик с грифелем,
сплетенным из солнечных лучей.
Фраза была хороша, никто не спорит, на этом месте
вдохновение Шурасика иссякло. Он отложил карандаш и стал думать, что бы еще
такого ему написать. Перед мысленным взором Шурасика, резвясь и прыгая,
проносился месяц декабрь собственной персоной.
Месяцы бывают разные. На каждом красуется какой-то знак,
вроде клейма или отметины. Бывают месяцы под знаком Рыб, Овна и Тельца, бывают
под Львом, Девой и Весами… Но это если все идет по плану и привычное течение
ничем не нарушается, как это произошло теперь. Так, декабрь месяц в Тибидохсе,
против всякого ожидания, прошел почему-то не под знаком Стрельца или в крайнем
случае Козерога, а под знаком Пуппера…
Прибыв где-то в десятых числах, Пуппер едва не был
прихлопнут Грааль Гардарикой, но сумел уцелеть благодаря высокой скорости,
которую развивала его метла, и охранной магии. Одеревеневший от мороза, Гурий
пару дней приходил в себя в магпункте, с присущей ему скромностью весьма
конспективно рассказывая о тех ужасах, которые ему довелось пережить. Сбежав из
Магфорда от склочных магвокатов, тренера и издателей, выпускающих календарики с
его портретом, Пуппер взял курс на Буян, но сбился с пути и множество
томительных часов хаотично рыскал над океаном, пока наконец, полуживой от
усталости, не обнаружил русского острова.
Весть о прибытии Пуппера облетела Тибидохс за считаные
минуты. Верка Попугаева и Дуся Пупсикова как сумасшедшие носились по коридорам
и голосили:
– Пупперчик тут! Он от Пруна ушел, от Гореанны ушел! От нас
не уйдет!
У магпункта собралась огромная толпа. Лишь суеверный ужас,
который умела внушить к себе Ягге, мешал толпе ворваться внутрь и разорвать
Пуппера на сто тысяч автографов и памятных фрагментов. Пуппер тихо бредил на
кровати, бессвязно повторяя: «Русская Таня… Драконбол… Не отдавайте меня в
Магфорд, там меня все забодали!»
Ягге энергично растирала ему спину и грудь камфорным
спиртом, удивляясь тому, какой Пуппер тощенький.
