«Ну все! Ноги моей будет просить!» – подумала Таня,
внимательно наблюдавшая за ним с другого конца стола.
– Многоуважаемые родственники Татья… – начал было Пуппер, но
дядя Герман ловко заткнул ему рот бутербродом с красной рыбой и почти насильно
усадил его на стул.
– Анекдот не желаешь? – сказал он. – Значит, так,
антураж такой: волк несется за зайцем! Заяц забегает к себе в дом и уже едва
дышит. Волк ломится в двери и кричит: «Заяц, отдай мне мои пять рублей, а то
сожру!» Заяц сползает вдоль двери и говорит: «Какие четыре рубля, не знаю
никаких трех рублей, жена, у тебя есть два рубля, дай ему рубль!»
Гурий Пуппер даже не улыбнулся, зато мадам Дурнева
перепугалась не на шутку.
– Герман, умоляю! Только не про зайцев! Не надо ничего
ушастого! Хочешь, чтобы у тебя случился рецидив? – басом загрохотала она.
– Что, не смешно? Ах да! У вас же там другая валюта! –
догадался директор фирмы «Носки секонд-хенд», безуспешно прождав некоторое
время реакции иностранца. – Кстати, хотел спросить: банк-то тебя не
обманывает? Ежели что, мы этим гоблинам рога-то пообломаем! Двойным учетом и по
ушам, по ушам! Они у меня мигом в районную сберкассу младшими операционистами
запросятся!
Пуппер решительно встал, заставив подпрыгнуть стол. На щеках
у него появились красные пятна. К углу рта прилип кусочек рыбы.
– Я! Я хочу жениться! – выпалил он.
Бывший депутат ничуть не удивился.
– Ну и женись, если больше делать нечего. Только поверь, мой
мальчик, наличие жены еще никого не сделало счастливым! – великодушно
согласился он.
– Так вы согласны? Тогда я женюсь на Тане! Я прошу у вас ее
руки! – еще решительнее произнес Пуппер. Шампанское сделало его смелым.
Тетя Нинель привалилась к стене. Стена выдержала.
– Мамуль! Ты слышала? Эта противная Гроттерша все делает мне
назло! – донесся из коридора душераздирающий вопль. Что-то с грохотом
обрушилось на пол. Это Пипа, пришедшая было в себя, вновь лишилась чувств.
– Мне только семнадцать! А в моей стране нельзя жениться
раньше двадцати одного года без согласия опекунов… А мои опекуны никогда не
согласятся! Ни тетя Настурция, ни другая тетя, которая снится магвокатам… Я
говорил с ними тысячи раз – они говорят, что Таня гадина и лимитчица… И вообще
фамилия у нее подозрительная, – страдая, продолжал самозабвенно бормотать
Пуппер. – Я хочу, чтобы у нас с Таней была помолвка! Потом, когда мне
исполнится двадцать один (ей тогда будет восемнадцать), состоится свадьба!
– Вот когда исполнится двадцать один, тогда и приходи! Прям
в тот же день! – с облегчением закивала тетя Нинель, сообразившая, что это
будет совсем еще не скоро. – А пока не хочешь ли пригласить нашу Пипочку в
кино? Девочка будет просто счастлива. Говорят, вышел на экран очень хороший фильм
– «Гэ Пэ и узник Таракана»… Айседорка Котлеткина уже ходила, и ей очень
понравилось. Она рыдала в голос, когда узник Таракана гонялся за Гэ Пэ. Правда,
потом оказалось, что это был совсем не тот, на кого думали, но билетов в кассу
все равно обратно не принимали…
Осчастливленный Пуппер на правах будущего родственника выпил
еще бокал шампанского. Таня решила пока не огорчать его отказом, тем более что
это было бы только на руку Дурневым. «Потом откажу», – подумала она.
Не прошло и получаса, как Дурневы недружно, но с большим
чувством пели:
В лесу родилась Гроттерша, в лесу она росла!
Зимой и летом стройная зеленая была!
Развеселившийся Пуппер петь по-русски не мог, но вовсю
подтягивал.
Пришедшая в себя Пипа с ненавистью глядела на малютку
Гроттер.
– О, Таня, какие у тебя чудные родственники! –
восторженно воскликнул Гурий, подбегая к ней. – Какие они непринужденные,
какие естественные! Моя тетя Настурция и другая тетя, чьего имени нельзя
произносить из-за магвокатов, в сто раз зануднее! Они бы сейчас сидели с такой
кислой миной, будто проглотили ящерицу или дохлую жабу!
– В самом деле? А я почему-то готова махнуться с тобой
родственниками, не глядя. Да еще Пипу дать в придачу, просто как
сувенир! – проворчала Таня.
* * *
С того момента, как Таня с Пуппером появились в квартире
Дурневых, Халявий посматривал на них хмуро и с большим подозрением. Он даже
забился в дальний угол и уселся на ковре рядом со шкафом. Похоже, совесть его
была неспокойна.
– Кольца… то ись… понапяливали… Терпеть не могу! Ты их
приглашала? Я – нет! И чего приперлись? – шепотом жаловался он таксе
Полтора Километра. Такса, успевшая уже найти с Халявием общий язык, согласно
тявкала, демонстрируя полное единство мнений.
Внезапно перстень прадеда Феофила на руке у Тани раскалился
безо всякой видимой причины. Таня вскрикнула, мгновенно вспомнив о своем
поручении. Посох! Если она вернется с пустыми руками, эта новогодняя ночь
станет последней ночью Тибидохса. Таня осторожно развернула пергамент, который
дал ей Сарданапал. Лист пергамента был чистым. Она удивленно оглядела его с
двух сторон и наконец догадалась выпустить искру.
Искра получилась красной, что Таню не особенно удивило.
Последнее время у нее выходили почти исключительно красные искры. По пергаменту
пробежало синеватое пламя. Казалось, он должен был сгореть, но вместо этого
огонь разбежался по углам, вытянулся и, соединившись тонкой струйкой, образовал
огненные буквы.
Дядя Герман и тетя Нинель вскочили.
– Гроттерша хочет поджечь квартиру! Папуля, можно я вызову
пожарников по твоему мобильнику? – пискнула Пипа.
Обычный телефон в квартире Дурневых уже два дня не работал:
Халявий перегрыз провода, когда в последний раз вообразил себя машинкой для
наклеивания этикеток.
– Лучше по маминому. Мой почти наверняка прослушивают.
Думаешь, зачем я все время держу аккумулятор отдельно и прячу его ночью в
старые тапочки? – машинально сказал самый добрый депутат.
– Мой разряжен! По своему вызывай! Где твой? –
огрызнулась тетя Нинель, предупреждая вопрос Пипы.
Пипа засмущалась. Она еще не говорила родителям, что
превратила свой мобильник в золотой слиток. Не без участия царя Мидаса,
разумеется.
Таня не прислушивалась к крикам суетившихся Дурневых. Дядя
Герман, Пипа и тетя Нинель словно перестали для нее существовать. Она впилась
взглядом в огненные буквы, зная, что ей ни в коем случае нельзя сделать теперь
ошибки в заклинании. А оно, как назло, было не в рунах, не в лопухоидных
буквах, а написано латынью. Она наверняка сбилась бы, не приди к ней на помощь
перстень Феофила Гроттера.
