– Умоляю, Таня, не смотри, нельзя! Я знаю, что бывает с тем,
кто смотрит на богов, – почти взмолился он.
Но даже втиснутая носом в пыльный ворс персидского ковра
тети Нинели, с Пуппером, сидевшим у нее на закорках, с глазами, закрытыми его
влажными ладонями, Таня все равно неведомым образом продолжала видеть то, что
происходило в комнате. Золотистые корни посоха зримо врастали в ковер. Тонкий
ствол, расширяясь на глазах, взмывал к потолку. Ствол ветвился. Шумела листва.
* * *
В доме на Рублевском шоссе – и одновременно во всех трех
мирах и в бесконечности, в той изнаночной части бытия, которая одна и управляет
миром, – прорастало вечное древо, вновь соединяя воедино, стягивая
незримыми, но прочными нитями разрозненное целое. Земля, небо и Потусторонние
Миры вновь становились частью единой системы. Трепетные листья примиряли и
залечивали раны, принося на своих зеленых ладонях малые частицы надежды. В
уставший, истертый, надоевший сам себе мир капля за каплей, росток за ростком
приходил покой.
Раненый Симорг встрепенулся. Силы возвращались к нему капля
за каплей. Чем выше становилось древо, тем громче и увереннее кричала
птица-хранитель.
Когда древо – осязаемое и одновременно бесплотное – занимало
уже всю комнату, оно внезапно дрогнуло и пропало. Но не исчезло и не погибло –
Таня ощутила, что так и должно было случиться. Древо заняло свое место. Вместе
с древом пропал и Симорг, в последний миг огласивший комнату торжествующим
клекотом.
Теперь в комнате были лишь Таня, Пуппер и три языческих
бога. Некоторое время боги стояли в молчании, но затем что-то переменилось, и
все трое разом повернулись к Тане и Гурию.
– МАГИ, ДУТЫЕ НИЧТОЖЕСТВА! ЖАЛКИЕ ОТБЛЕСКИ ВЫРОДИВШЕГОСЯ
ДРЕВНЕГО ВОЛШЕБСТВА… ВЫ ДУНОВЕНИЕ ВЕТРА, КОТОРОГО УЖЕ НЕТ… ПРОЧТИТЕ СВОЮ СМЕРТЬ
В МОИХ ГЛАЗАХ! – сказали за золотой вуалью три рта Триглава.
– Какой кошмарный выспренний стиль… Эй, Пуппер, слезай с
меня! – буркнула Таня, на спине которой все еще сидел Гурий. Глупо было
умирать в такой нелепой позе носом в ковер тети Нинели.
Смертоносный Триглав шагнул к ним, потянувшись к вуали, но
неторопливый Велес коснулся его плеча. Бог-убийца остановился.
– НЕ ЗЛИ МЕНЯ, ПОКРОВИТЕЛЬ СТАД! ПУТЬ СЮДА БЫЛ СЛИШКОМ
ДОЛГИМ, ЧТОБЫ Я ОТКАЗАЛСЯ ОТ УБИЙСТВА. МОЮ ДОРОЖНУЮ ПЫЛЬ СМОЖЕТ СМЫТЬ ТОЛЬКО
КРОВЬ! – прошипел он и, отвернувшись от Велеса, сделал еще шаг.
Тяжелая рука вновь легла на его плечо. Триглав, зарычав,
потянулся к оружию.
– Я ПРЕДУПРЕЖДАЛ ТЕБЯ, ПОКРОВИТЕЛЬ СТАД! НЕ СМЕЙ МЕШАТЬ МНЕ,
ИЛИ ПОЖАЛЕЕШЬ! – крикнул он, вновь оборачиваясь.
Перед ним был уже не Велес, а Перун.
– СМИРИСЬ И ОТОЙДИ, БОГ МОРА И ВОЙНЫ… СЕГОДНЯ ЗДЕСЬ НЕТ
ТВОЕЙ ЖАТВЫ, – спокойно приказал он.
– МОЯ ЖАТВА ЕСТЬ ВСЕГДА И ВЕЗДЕ! НИКТО НЕ СМЕЕТ УКАЗЫВАТЬ
МНЕ, ДАЖЕ ТОТ, КТО ХВАЛИТСЯ ВЛАСТЬЮ НАД ГРОМОМ! – заупрямился Триглав.
– ВОЗМОЖНО, НО ТЕПЕРЬ ТЫ ИХ НЕ ТРОНЕШЬ! ЭТИ МАГИ СПАСЛИ
СИМОРГА. МЫ ДОЛЖНЫ ИМ ЖИЗНЬ В ОБМЕН НА ЖИЗНЬ, – твердо возразил
Перун.
– МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ВСЕ ЗАКОНЫ! Я УБЬЮ ИХ!
Рука Триглава легла на рукоять меча. Рука Перуна – на молот.
С минуту боги молча смотрели друг на друга. Потом Велес вышел вперед и встал
рядом с Перуном. Он был безоружен, в сражении богов оружие решает далеко не
все.
Триглав убрал руку с рукояти меча.
– Я НЕ ТРОНУ ИХ СЕЙЧАС, – сказал он.
Бог мора и войны еще раз скользнул взглядом по Тане и
Пупперу и отошел без сожаления. Таня услышала его голос, прокатившийся в ее
сознании, точно морская волна, стирающая следы на песке:
– НАШИ ДОРОГИ ЕЩЕ ПЕРЕСЕКУТСЯ. ПОКА ЖЕ ВАША ЖИЗНЬ БУДЕТ ВАМ
НАГРАДОЙ!
Триглав захохотал, разом вскинул к потолку руки и исчез в
серном дыму. Велес и Перун исчезли считаные секунды спустя – без шума, дыма и
пыли.
Таня услышала лишь ржание застоявшихся коней и томное
мычание вола. Боги удалились.
– Ну что, насиделся на моей спине? Может, слезешь хоть
теперь? – спросила Таня.
Гурий отпустил ее и слез.
– Прости, я задумался, – сказал он.
– В следующий раз, когда задумаешься и перепутаешь меня со
скамейкой, схлопочешь Пундус храпундус, – предупредила Таня.
В комнате все было перевернуто кверху дном. Опрокинутый
стол, осколки посуды. Дверца шкафа с начертанным руническим знаком была
оплавлена с одного края, где ее задел молот Перуна.
– Тетя Нинель давно собиралась сменить в квартире
обстановку, – сказала Таня. – В любом случае нам нужно отсюда линять.
Мне не хочется проводить новогоднюю ночь у лопухоидов.
– О, Таня! Ты решила улететь, не прощаясь со своими
родственниками? Это очень по-английски! Мы после пришлем им купидончика с
извинениями! – одобрительно сказал Пуппер.
Вскоре контрабас и метла вылетели из разбитого окна, взяв
курс на Тибидохс. Пока они неслись над городом, Таня все время смотрела вниз.
Снегопад уже закончился. Город мало-помалу готовился встретить первый рассвет
нового года. Лишь изредка внизу взрывались петарды и пробегали искристые змейки
салютов.
Пока в их квартире шла разборка богов с вампирами, Дурневы и
примазавшийся к ним Халявий благоразумно отсиживались в ванной, запершись на
задвижку. Лишь много времени спустя дядя Герман отважился выглянуть в коридор и
осторожно всунул нос в комнату.
– Ну как там? – нервно крикнула из ванной Пипа.
Она была в такой панике, что готова была захлопнуть дверь и
бросить папулю на произвол судьбы.
– Тут никого нет – ни Пуппера, ни Таньки, ни вампиров,
никого, – дрожащим голосом отвечал дядя Герман.
– И Пупперчика моего нету? Украли, гады, народное русское достояние! –
огорчилась Пипа.
Вместе с мамулей они прокрались в комнату, а в следующий миг
страшный сдвоенный вопль огласил дом на Рублевском шоссе.
– П-п-почему ты нам ничего не сказал? – набросились они
на дядю Германа.
– Да я как-то не сообразил! Не думал, что это вас
напугает, – вяло оправдывался бывший депутат.
Наконец к Пипе вернулся ее обычный здравый смысл.
– Подумаешь, гроб! А каких еще новогодних подарков вы
ожидали от Гроттерши? Скажите еще спасибо, что она никого туда не
засунула, – фыркнула она.
* * *
Уже рассвело, когда Пуппер и Таня добрались наконец до
Буяна.
– Грааль Гардарика!
Семь радуг слились в одну, пропуская их.