21.40
...Андрей открыл глаза и увидел над собой озабоченные лица Оси и Стара.
– Ну? Ты как, командир?
– А че было-то? Че-то я даже не заметил, как заснул... Сколько времени?
– Времени 21.40, – ответил Павел. Смочив небольшой кусочек бинта из фляжки, он стал протирать лицо Андрея. – Ты заснул прямо на марше, ком. Два часа назад. Как-то резко, никто и среагировать не успел. Шел-шел, а потом – бац! И заснул...
– Хреново!
– Ниче! Нормально! Мы носилочки из веток соорудили... Дойдем!
– Какие еще новости, Паша? Хорошие есть или все такие?
– Да, в общем, нет. Идем помаленьку...
– Сколько протопали, как думаешь?
– Не меньше тридцати. Еще дней пяток, и будем на месте!
– Хорошо бы... Только бы коньки не отбросить...
– Я те отброшу! А Пауку докладывать и за все те «художества», что наворотили за десять дней, отвечать кто будет? Я, что ли? Не-е! Ни хрена у тебя не выйдет, капитан! Я «дежурной жопой» быть не желаю! У нас есть командир, помятый, но живой! Вынесем!
– Паш. – Все плыло перед глазами, и язык был чужим.
– Что, братишка?
– Ты в барханы не ходи. Там все загнемся... Иди по краю, по саванне. Здесь хоть какие-никакие кусты есть... И еды побольше, чем в песках, бегает...
– Добро... Ты это... Отдыхай, Андрюха... Разберемся! – Стар осторожно пожал его левую ладонь. – Все будет путем...
Андрей устало закрыл глаза и поплыл по цветным волнам забытья...
...Потом были еще два момента, которые отпечатались в памяти Филина неяркими, размытыми «короткометражными фильмами»...
25 апреля, день
Покачивающаяся лодка, которую несла на себе медленная и даже какая-то степенная река, плыла себе и плыла по воде, приближаясь к океану. Яркое, но не обжигающее солнце пробивалось сквозь прикрытые веки и не вызывало совершенно никакого желания открыть глаза... Вот так бы плыть и плыть, ни о чем не думая и ни о чем не беспокоясь. Подальше от людской суеты и забот... Только лодка в какой-то момент остановилась, словно кто-то бросил якорь посреди реки. А Андрею хотелось плыть! Так хотелось, что он все же открыл глаза...
Семь вооруженных до зубов оборванцев стояли полукругом в напряженных позах, повернувшись к нему спиной. И было видно, что они готовы в любую секунду начать бой.
Андрей «навел резкость», насколько ему это удалось, и увидел метрах в пятидесяти впереди пятерых чернокожих. Высокие, сухощавые, даже скорее худые, в жалких набедренных повязках, они стояли, наклонившись немного вперед, и держали в руках какие-то несерьезные, сделанные из тонких прутьев, полуметровые луки. В натянутых тетивах покоились, до времени, совсем уж тоненькие стрелы...
– Паша, медленно повернись ко мне. Никто не делает резких движений, все замерли.
Стар повернул к Андрею только голову, а тот заговорил так, чтобы слышать могли все:
– Это охотники кхо-фу. Стрелы смазаны ядом мамбы или гадюки. Если даже оцарапает, считай, что тебя укусила сама змея... Тех, что видите, это не все! Они обычно охотятся толпой, человек пятнадцать-двадцать... Бушмены не воины, а охотники, но охотники хорошие. Они дружелюбные и пугливые, мужики, и пульнуть могут только с перепугу... Им надо показать, что мы тоже мирные, иначе всем кранты! Медленно, без резких движений, сложите оружие на землю... – Эта речь отняла последние силы, и Андрей откинулся на носилки.
Дальше он увидел перед собой бронзово-коричневое, похожее на сморщенное печеное яблоко, лицо с наивными и какими-то по-детски добрыми глазами. Такого же цвета рука легла на его пылающий лоб. Лицо качнулось несколько раз из стороны в сторону и зацокало языком. Потом рука поднесла к его рту сосуд, Андрею показалось, что это была полая, высохшая тыква или что-то в этом роде, и в его рот полилась терпко-сладкая жидкость. Он сделал один глоток, потом другой, третий... Сосуд пропал, но все окружающее опять стало иметь четкие очертания... Через какое-то время все та же узловатая, коричнево-бронзовая рука стала намазывать на лоб Андрея что-то вязкое, буро-зеленого цвета... И все...
Щелчок! Свет погашен! «Конец фильма»!
Его опять, размеренно и убаюкивающе, понесло в лодке к океану. Только вот, видимо, течение реки немного ускорилось, но Андрею это нравилось даже больше...
...29 апреля...
Ах, какое же это было сказочное плавание! Цветное!.. Андрей то и дело посматривал на воды реки и замечал, что они были то бирюзовые, то зеленые, то ярко-синие, а иногда даже желтые!.. В прозрачной воде плескались сказочные рыбы с длинными разноцветными хвостами, похожие на водяных павлинов... В высоком ярко-голубом небе летали большие жар-птицы... Высоко, очень высоко! Но их красочное оперение было видно и отсюда, с лодки. И вот одна такая сорвалась из поднебесья и полетела прямо к лодке...
– Фью-у, фью-у, фью-у! – хлопали ее крылья все громче и быстрее.
– Фью-у, фью-у, фью-у-у-у, фью-у-у-у-у-у-у-у!
Наконец эти звуки слились в один мощный рев, а крылья подняли такой ураганный ветер, что Филин отвернулся и... Открыл глаза...
Прямо над его головой, вращая лопастями, стоял зеленый вертолет, а прямо над ним склонилось лицо Паука:
– Chef, le gredin! Nous dejа presque la semaine vous cherchons! Ov vous portait?! – проговорило это улыбающееся и такое родное лицо. – Ont ete trouves, enfin!.. Decolle! Quoi tu attends?!.
[62]
...И опять щелчок! Свет погашен! «Конец» на весь экран! Все домой!..
Эпилог
13 декабря 2007 г.
День святого апостола Андрея Первозванного
...Андрей смотрел на экран монитора, прочитывал последние строки своей, только что законченной им книги и думал:
«Ну вот, кажется, и вся история... Летчиков освободили, полковника Бокассу выловили... Всех вывезли. Операция прошла практически без потерь. Джамп, мой самурай Кито, тогда, в этой операции, получил на всю жизнь огромный косой шрам через все лицо – от правой скулы до левого виска, словно его в настоящем самурайском поединке рубанули мечом. Если честно, то почти так и было. Его лицо изрезала прилетевшая сразу после взрыва случайная плоская железка. Хорошо, что глаз не задела, а так... Искровянила лицо, порвала кожу... „Легкое ранение“, которое выглядело после снятия швов так, словно Джампу полбашки снесло чем-то, а ее потом на место пришили... И смех и грех, но Кито именно после этого „ранения“ решился съездить на родину, домой, в родной пригород небольшого города Увадзима, что на острове Сикоку. „Родовое гнездо“ самураев из рода Такидзиро... Удивительная семья!.. Его родной дед, вице-адмирал императорского флота Онисио Такидзиро, прославился в мировой истории тем, что создал в 1944 году отряд летчиков-смертников, которые „уходили“ в свой единственный бой, повязывая на голове белый лоскут с иероглифом, который можно было прочитать двояко – „Цветок Сакуры“ или „Божественный Ветер“ (Ками-кадзе). Он закончил свой жизненный путь как настоящий самурай, совершив харакири в 1945-м, после подписания Японией капитуляции...»
[63]
