Нет смысла объяснять, что в мире магов незрим-трава ценится
куда больше золота, произвести которое из обычного свинца способен всякий
нерадивый аспирант кафедры общей магии, помнящий формулу всеобщности и способный
вычертить перстнем по воздуху пару рун.
Лопухоидам незрим-трава неизвестна по двум простым причинам:
первая та, что трава живет только один день и бесполезно искать ее назавтра
там, где она была вчера. Вторая та, что трава невидима и поиски ее превращаются
в гонку за призраком.
Прежде Шурасик выменивал незрим-траву у малютки Клоппика, но
теперь тот растранжирил все запасы, и Шурасику волей-неволей пришлось искать ее
самому. Он собирался уже неделю, но все время просыпал, пока не догадался
заговорить фигурку. Шурасик вооружился ржавым турецким кинжалом, взял вилочку
из скелета лягушки и отправился в рощу. Здесь он остановился и задумался,
соображая, откуда начать поиски.
«Главное, ничего не перепутать. Нож держать в левой руке.
Корень брать не рукой, а вилочкой из скелета лягушки, зарытой в муравейнике.
Через все препятствия перешагивать левой ногой. На солнце не смотреть. По
дороге не оглядываться», – напомнил себе Шурасик.
Задача перед ним стояла непростая. В «Справочнике
мага-травника»
[2]
черным по белому было написано, что незрим-трава любит солнце, но не переносит
света. Предпочитает низины и овраги, но растет исключительно на возвышенностях.
Требует постоянного полива, но ненавидит влагу. Кроме того, незрим-трава растет
наоборот – на рассвете она до колена, в полдень чуть выше ступни, на закате же
втягивается в землю, чтобы завтра появиться невесть где.
Шурасик безуспешно раскапывал кинжалом землю, как вдруг вспышка
семи радуг Грааль Гардарики заставила его торопливо опуститься на четвереньки и
резво отползти в лопухи. Он хорошо помнил правило номер пять настоящего
мага-травника: когда ищешь незрим-траву, не попадайся никому на глаза – или в
тот день точно ничего не найдешь.
Прячась в лопухах, Шурасик видел, как, скользнув между
деревьями, на поляну опустились Гурий Пуппер и Прун. Оба были на метлах, оба в
темных плащах. Бледный и благородный нос Пуппера был украшен тоненькими очками
в стиле «мальчик-вамп» (№ 45 его уникальной коллекции). Попутно очки Гурия были
снабжены особыми стеклами, позволяющими определять тип атакующей магии и ее
интенсивность. Возможно, по отношению к Ваньке, который не имел таких очков,
это было не совсем честно, но, как шутил семейный адвокат Пупперов Хадсон:
«Справедливость – понятие несправедливое».
Демонически скрестив руки перед грудью, Гурий прохаживался
по роще, пылая от негодования. Изредка он взмахивал рукой, как если бы уже
сейчас сокрушал Джона Валяльку боевой искрой.
Зато Прун ощущал себя явно не в своей тарелке. Всю
сегодняшнюю ночь он кричал во сне. Его мучали кошмары, что сделают с ним тети
Пуппера, если Гурий погибнет. «Бросят в зыбучие пески и, пока я буду
погружаться, станут читать мне нотации! А то и того хуже: превратят в подставку
для сапог-скороходов», – мрачно размышлял он.
А еще он думал так:
«И подложили же мне свинью! Почему Гурий не выбрал
секундантом Гореанну? Женщина-секундант – это так необычно! К тому же у
Гореанны есть сглаздамат. От теток она бы как-нибудь отбилась».
Пока Шурасик, выглядывая из лопухов, соображал, что делают
здесь Пуппер и Прун, послышался рев двух приближающихся пылесосов. С одного
пылесоса спрыгнул Ванька, с другого – Гуня Гломов. Гуня был единственным, кого
Ванька сумел разбудить в этот час. Узнав про дуэль, Гуня воодушевился и заявил,
что сам будет драться с Пуппером, если тот одолеет Ваньку.
– Как ты с ним будешь драться? У тебя же с магией
неважно! – улыбнулся Ванька.
– У меня есть коронное заклинание Гломус вломус! Стиль
чугунного кулака! Просто, как истина. Китайские школы отдыхают, японцы
отправляются на перекур! – заявил Гуня и нежно посмотрел на свою огромную
лапищу, которая выглядела так, точно была плодом запретной любви ковша
экскаватора и боксерской перчатки.
Прежняя сила полностью вернулась к Гуне. Сложно было
поверить, что недавно он лежал на кушетке в магпункте слабый, как младенец. Но
все же пережитое потрясение не прошло для него бесследно. Например, прежний
Гуня никогда бы не дал Пупперу такую сложную характеристику:
– Он мне никогда не нравился. Шрамик нагленький на лбу,
очочки, галстук… Ну прям сетевой распространитель с Лысой Горы. Я все жду,
когда он предложит мне отвертку-фонарик со встроенным датчиком магии вуду или
набор шариковых ручек – дырка от бублика штучка, две дырки кучка.
– Тихо! – сказал Ванька. – Они уже тут!
Гуня и Ванька подошли к Пупперу. Гурий сухо поклонился.
– Ты опоздал, лайподь! Джон Валялька! –
укоризненно сказал он.
– Это ты прилетел раньше, Гуся Поффер! – щурясь на
всходившее солнце, произнес Ванька.
Проигнорировав его, Пуппер посмотрел на Гуню.
– А вы есть секундант?.. Очень приятно… Пуппер. Пуппер
Гурий, – представился он, одаривая его профессиональной улыбкой.
Гуня тоже вежливо улыбнулся. Улыбка у Гуни была, увы, не
голливудская. Максимум мосфильмовская.
– Гуний. В смысле… кгхм… Супергуний! – шаркая
ножкой сорок восьмого размера, сообщил он.
Пуппер вежливо приподнял брови.
– Really? Супергуний? – переспросил он.
– А чего? Нельзя, что ли? – набычился Гломов.
– Почему нельзя? Можно! – поправляя очочки,
разрешил Пуппер.
«Пуппергурий» и «Супергуний» раскланялись и взаимно потеряли
друг к другу интерес.
Воинственный Прун вслед за Гурием тоже возжелал сказать
нечто колкое в адрес второго секунданта, но вовремя посмотрел на Гуню.
Блаженная улыбка и удалой размах его плеч заставили Пруна передумать.
– How do you do, mr. Glomoff? – вежливо
осведомился он.
– Спасибо, Пруша, помаленьку, – отвечал Гуня,
дождавшись от Гурия перевода. Из английских фраз он помнил только «What is your
name?», да и то больше на уровне генетической памяти.
Тем временем удивление подглядывающего Шурасика перешло все
возможные и невозможные границы. Отодвинув носом лопух, он попытался не
упустить ни единого звука.
– В первый и… ну это… в последний раз предлагаю вам
отказаться от дуэли! – сказал Гломов голосом, который сам по себе исключал
всякое примирение.
Пуппер покачал головой. Ванька фыркнул.
