Прун вздохнул. Ему продолжали мерещиться грозные тети. Они
плясали у него в глазах, точно кровавые мальчики.
– Не хотите мириться? Тогда чего мы стоим гарпий
считаем? Меня что, напрасно разбудили? Давайте деритесь! – заявил Гуня.
Возможно, его кровожадность объяснялась тем, что он имел о
магических дуэлях весьма приблизительное представление. Скорее всего Гломов
считал, что речь идет об обычном мордобое, после которого противники расходятся
с разбитыми носами и поэтической синевой под глазами.
– Еще раз напомниль правила в присутствии
секундантов! – сказал Гурий. – Мы вылетаем за купол и поднимаемся
высоко над океаном. Боевые искры выпускаются по одной. Заклинание усиленной
формы Искрис фронтис форте! В случае промаха все повторяется, и так, пока… пока
все не закончится. Число искр не ограничено. Предлагаю проверить мой и ваш
кольца.
Ванька кивнул. Пуппер подышал на свой перстень, протер его
и, оглядевшись, выбрал цель. Это была часть старой крепостной стены,
расположенная метрах в ста от них, там, где роща смыкалась с побережьем.
Когда-то во время войн с нежитью здесь был один из внешних бастионов обороны,
теперь почти уже разрушенный.
– Искрис фронтис форте! – твердо сказал Пуппер.
Очень яркая зеленая искра с треском оторвалась от его кольца
и стремительно скользнула к стене. Послышался грохот. Взметнулась кирпичная
пыль. С полдюжины камней было выбито. В стене образовалась приличная брешь, в
которую мог бы протиснуться человек.
– Ничего. Слабовато, но сойдет, – довольно сказал
Пуппер, чуть встряхивая пальцами, чтобы остудить перстень. – Теперь ты,
Джон Валялька!
Разинув рот, Гуня Гломов уставился на Ваньку.
– Искрис фронтис форте! Даже не просто Искрис фронтис! Ну ты
и влип! Это же похлеще базуки! – проговорил он.
Ванька пожал плечами. В отличие от Пуппера, он не стал
протирать кольцо и прицеливаться, а просто, чуть согнув в локте руку и направив
костяшки пальцев на стену, сказал:
– Искрис фронтис форте!
Зеленая искра, довольно яркая, но не такая, как у Пуппера,
ударила в стену чуть выше пролома. Хотя глиняная крошка и брызнула, все кирпичи
остались на месте. Пуппер удовлетворенно улыбнулся.
– Я недостаточно разозлился, – точно оправдываясь,
произнес Ванька. – Ничего. Еще успею.
– Угу! Пропустишь одну такую искру и успеешь, –
хмыкнул Гломов, разглядывая оставленную Пуппером брешь.
– Еще не поздно отступить, Джон Валялька! Отдай мне
Таню и не смей к ней приближаться! Ну? Клянись! – задиристо сказал Пуппер.
Ванька прищурился.
– Садись на метлу и не потеряй очки! Таню ты не
получишь! – отрезал он.
Пуппер сухо кивнул и двинулся было к метле, но остановился.
Прун что-то негромко подсказал ему по-английски.
– Он говорит, надо бросить жребий, кто стреляет первым.
Секунданты тянут соломинки. Тот, чей секундант вытянет короткую, будет
вторым, – перевел Гурий.
Прун нашел две соломинки, обломал у одной конец и, спрятав
обе в ладони, протянул Гуне. У простодушного Гломова от ответственности
вспотели руки.
– Законус подлостус! – прошептал Прун, незаметно выпуская
искру. Ему хотелось дать Гурию лишний шанс.
Гуня долго мялся, сомневался и вытянул, разумеется,
короткую. Поняв, что первый выстрел будет делать Пуппер, Прун облегченно
вздохнул. Возможно, Гурий не промахнется, и тогда ему, Пруну, не придется
отдуваться перед тетями.
– А что делать с телом? В смысле, если кто-то
погибнет? – озабоченно спросил Гуня. Ему хотелось понять, как далеко готов
зайти Пуппер.
– В океане полно акул. Похороны будут за их
счет, – кровожадно сказал Гурий.
Он сел на метлу, чуть ссутулился – той самой особой
пружинной сутулостью, которая придает шик драконболистам и жокеям, – и
стремительно рванул ввысь. За ним поспешил Прун. Ванька и Гуня Гломов завели
пылесосы и взлетели уже без такого шика. Вскоре четырежды сработавшая Грааль
Гардарика подтвердила, что оба дуэлянта и их секунданты покинули Буян.
Шурасик, не пропустивший ни слова, вспахал подбородком
прошлогоднюю листву.
– Дуэль! Надо предупредить Сарданапала! Это же
смертоубийство! – пробормотал он и, спотыкаясь, метнулся к Тибидохсу.
Циклоп Пельменник дремал у подъемного моста, опершись на
секиру. Возле него стояла огромная бутыль самогона, на горлышко которой была
надета детская соска. Изредка, не открывая своего бешеного глаза, Пельменник нашаривал
бутыль, присасывался и вновь погружался в сладкий утренний сон. Шурасика он
даже не заметил.
Едва Шурасик перебежал мост и нырнул в Башню, кто-то цепко
поймал его за рукав. Он пугливо оглянулся. Это была Пипа Дурнева.
– Стой, руки за голову! – приказала она.
Шурасик остановился. Пробивная и уверенная Пипа ему
нравилась. Мягким и интеллигентным людям часто не хватает зубастости. В Пипе же
ее было хоть отбавляй. Она могла не только войти в любую дверь без стука, но и
унести дверь с собой в качестве моральной компенсации за то, что ей не сразу
открыли.
В то утро Пипа тоже встала рано. Она и Катя Лоткова
исполнили свое давнишнее намерение устроить Жоре Жикину хороший пробегунчик.
Пипа назначила ему свидание в четыре утра у подъемного моста, а Катя – в четыре
пятнадцать на чердаке Большой Башни. Оба свидания, разумеется, были самые
важные. Пипа с Катей наобещали Жоре по семь вагонов нежности, одновременно
пригрозив рассориться с ним на всю жизнь, если он проспит или попробует не
явиться. И вот теперь Жора, высунув язык, разрывался на части и носился
туда-сюда, загнанный, как бегун-марафонец. Пятьсот ступенек вниз, пятьсот
вверх. Сорвав поцелуй у Пипы, которому бедняга был совсем уже не рад, Жора
заплетающимся языком врал про эликсир, который кипит у него в комнате, и
тащился обратно к Лотковой, а потом от Лотковой снова к Пипе.
Пипа и Катя Лоткова, вполне вернувшая свою красоту и вместе
с тем уверенность в своей неотразимости, отрывались на полную катушку. Отправив
Жикина, они перезванивались по зудильнику или, сговорившись, начинали
названивать Жоре и сочувственно спрашивать, не выкипел ли его эликсирчик.
Жикин, застрявший где-то на середине гигантской лестницы,
мог только хрипеть в зудильник. Ему хотелось раз и навсегда забросить все
свидания, поставить на девушках жирный крест и записаться в кружок выпиливания
лобзиком. Он где-то когда-то читал, что это спокойное и умиротворяющее занятие
отлично сохраняет от потрясений и крайне полезно для психического здоровья.
