Разумеется, услышав такое, Пипа предпочла остаться с Таней и
Гробыней, хотя ей и пришлось основательно потесниться со своими чемоданами.
Сосланная в район шкафа, Пипа буянила и атаковала Черные Шторы интуитивной
магией. Верка Попугаева, сплетница номер один Тибидохса, называла их комнату
обиталищем кобры, дикой свиньи и пумы. Кобре она уподобляла Гробыню, пуме –
Гроттершу, Пипе же, видно, была отведена третья, не самая лестная роль.
– Вставай, Гроттерша! – сказала Гробыня,
бесцеремонно запуская в Таню запуком.
– Отстань! Чего тебе?
– Как отстань? Ты это мне, своей лучшей подруге?.. Мы с
тобой овдовели. Похоже, мне теперь придется более серьезно рассмотреть
кандидатуру Шейха Спири… Кстати, не помнишь, на Лысой Горе дают напрокат
траурные платья или мне придется украсть у кого-нибудь свадебное и перекрасить
его чернилами?
– Почему это мы овдовели? – зевая, спросила Таня.
– А, подруга, да ты же ничего не знаешь! Твой Ванька
ухлопал Пуппера, – поведала Склепова.
– Мой Ванька? Как ухлопал? – не понимая, спросила
Таня. С утра у нее было неважно с чувством юмора.
– Ну ты, Гроттерша, просто как маленькая! И что в тебе
парни находят? Или нынче дефективные в моде? Натурально ухлопал! –
пояснила Гробыня. – Брык – и нету! Магвости надо слушать.
– Ты серьезно? Ванька убил Пуппера? Как это? –
похолодев, спросила Таня.
– На дуэли, ясный перец. Вообрази: эти олухи бились на Искрис
фронтис форте! Хорошо еще, Ничегоусом невечнусом не додумались. Но Гурику и
этого хватило. Строгие родственники, мало витаминов… Да и Ванька тоже хорош,
гусь… Эй, Гроттерша, что с тобой?
Тане почудилось, что ее мир, заботливо собранный из надежд и
веры в чудо, раскололся, как китайская ваза. Длинная трещина рассекла ее
изнутри, разделив на две неравные части. Слишком много потерь. Слишком много…
Все поплыло у нее перед глазами.
– Вот черт!.. Слабонервная какая оказалась! Можно
подумать, я по Гурочке не страдаю. И где я сейчас, интересно, буду искать
нашатырь? – укоризненно сказала Гробыня, обращаясь сама к себе.
Но нашатырь оказался не нужен. Когда Таня открыла глаза,
первым ее вопросом было:
– Что с Ванькой?
– Да ничего. Правда, Гуня говорит, что Пуппер ему
пылесос подшиб. Обратно он еле долетел. И нога обожжена.
– Это все из-за меня! Я никак не могла определиться. Но
зачем, зачем они дрались? Может, Гурий жив? Мог же он выплыть? – спросила
Таня.
Гробыня всплеснула руками.
– Гроттерша, киска, ты меня умиляешь! Если человек
падает в океан с такой высоты, то умеет он плавать или нет – уже как-то по
барабану. Не спасет ни свисток с жилеткой, ни магический плот, ни полное
собрание сочинений Древнира. Даже окажись на его месте тридцать три богатыря
дядьки Черномора, они откинулись бы. Смотри на вещи реально. Наш сладкий Пуппер
отбросил коньки, согласно купленным билетам. Если бы он спасся – мы бы уже об
этом знали.
Совесть удавкой захлестнула Таню. Пуппер мертв, Ванька
ранен. И все из-за нее. Как она сможет жить дальше? Как она могла быть вчера
такой близорукой? А теперь ничего уже не поправишь. Маг в подклеенных очочках,
пылкий возлюбленный и звезда зарубежного драконбола навеки сгинул в океанской
пучине, пригласив на обед местных акул.
И Таня завыла как вьюга, как раненый зверь. Она каталась по
кровати и грызла себе руки. Ей было безразлично, что о ней подумают и как она
выглядит. Не считая нужным утешать Таню, Гробыня перевела взгляд на пустой
матрас у шкафа.
– А Пипа-то наша какова! Еще с ночи куда-то свалила.
Над Жикиным измывалась. Я его видела полчаса назад. Полуживой. Язык набок
свешивается, на девушек и не смотрит, хоть виагрой отпаивай… Интересно, знает
Пипа про Пуппера или не знает? – затараторила она.
Танины рыдания становились все тише, все глуше. Она поняла,
что должна увидеть Ваньку и узнать все от него. Торопливо натянув свитер и
джинсы (оранжевые мантии и вообще магическую форму в школе носили разве что под
угрозой запуков и на всякие торжественные мероприятия), она кинулась вон из
комнаты. Хлопнула дверь. Гробыня задумчиво проводила Таню взглядом.
– Блин, и чего в ней все парни находят! Ну ни кожи ни
рожи! Одевается как попало, косметикой не пользуется, свитер как пыльный мешок!
Разве что ноги еще ничего и волосы… И из-за этого сокровища Пуппер дал себя
ухлопать, а Ваньке чуть ногу не сварили! Ну не понимаю я парней, хоть ты
тресни! И чего им надо? – буркнула она.
Глава 3
«Первомагия Ноя»
Утро, когда искра возмездия настигла Гурия Пуппера, выдалось
урожайным на события. Одно из них, крайне важное для всего Тибидохса, хотя,
возможно, внешне и неприметное, произошло со знойным красавчиком Жорой Жикиным.
Разрываясь между Пипой и Гробыней, ежеминутно трезвонившими ему по зудильнику,
Жора бегал туда-сюда по длинной лестнице, то восходя едва ли не к Олимпу, где
ждала его Катя Лоткова, то низвергаясь в бездну к Пипе. Правда, низвергаться в
бездну было гораздо приятнее, поскольку вниз по ступенькам Жикин бежал гораздо
резвее.
– Надо девушек запретить как класс! Они неискренние,
ветреные, они сами не знают, чего хотят! Они то мямли, которые растекаются
между пальцев, то танкетки, норовящие проехать у тебя по голове! Долой их, и
все тут… Сто раз прав Шурасик: женщина погубит человека! – считая ступени,
бубнил запыхавшийся Жикин.
Лестница, по которой уже едва таскал ноги Жора, была одной
из главных достопримечательностей Тибидохса. И, как следствие, она разделила
судьбу всех достопримечательностей мира: старожилы к ней давно привыкли и
совсем не обращали внимания. Исключение составляли лишь шустрые первокурсники,
которые, округляя глаза, таинственно сообщали друг другу невероятные
подробности.
Например, их обычно поражало, что по обеим сторонам лестницы
на стенах висят оживающие картины. Некоторые добродушно пыхтят трубками,
другие, по примеру Гуго Хитрого, не показываются на холстах и лишь изредка
выбрасывают наружу какое-нибудь надоевшее им деревцо или идиллическое стадо
овечек. Эти портреты – старые мизантропы и ворчуны, которым все на свете
надоело, в том числе и собственное долголетие.
