Задетый за живое, старец с портрета протянул руку и
настойчиво указал пальцем на противоположную стену. Нельзя сказать, что Жикина
это сильно впечатлило. В магическом мире ко многому привыкаешь. Если даже наспех
напечатанные календарики с Пуппером оживают, то от работ великих мастеров
ожидаешь большего. Все же, заинтересовавшись, Жора обнаружил там, куда
показывал портрет, небольшую нишу, в которой висела другая, совсем уже
непримечательная картина. Это был потемневший, засиженный мухами натюрморт. На
тяжелой бархатной скатерти лежали фрукты, гипсовая маска сатира, кувшин и
книга. Казалось, художник обратился к случайным предметам и, скомпоновав их без
особой последовательности, нарисовал их предельно тщательно и старательно. На
потрескавшемся переплете книги прочитывалось: «ПЕРВОМАГИЯ НОЯ».
– А, так ты… вы Ной! – догадался Жикин. Теперь у
него уже язык не поворачивался называть Ноя на «ты».
Всем, кто ходил на историю магии, было известно, что
Древнир, величайший из волшебников, собравший и обобщивший всю разрозненную
магию, начинал не с чистого листа. У него был учитель и великий предшественник
– Ной.
Портрет рассеянно кивнул и с каким-то особым,
многозначительным видом поправил пальцем пенсне. Жора хотел уже спросить, было
ли во времена Ноя пенсне, и вообще потрепаться чуток с великим человеком, чтобы
потом вскользь упомянуть в разговорах с девчонками (эдак мельком, точно об
обычном деле: «Я тут Ноя недавно спас. Уж он меня благодарил, благодарил»), но
тут Лоткова принялась плотно названивать ему по зудильнику, интересуясь, где он
застрял.
– Жикин Жорий! Это я, Катя! Ты меня слышишь? Почему
молчишь?
– Да здесь я, здесь! Не молчу! – проворчал Жикин.
– Вот и умничка! Даю тебе две минуты, а потом начинаю
целовать всех подряд! Время пошло! Мальчики, приготовились!
Разумеется, это был блеф в обычном лотковском духе. В пятом
часу утра на чердаке Большой Башни в мальчиках ощущался явный недостаток. Самое
большее, что можно было там обнаружить, – это парочку привидений, таких
дремучих, что они уже даже не помнили, какого пола были в минувшей жизни.
Но на Жикина угроза все равно подействовала.
– Иду, иду! А этим «всем подряд» скажи, что я их с
Башни посбрасываю без Чебурыхнуса парашютиса! – ревниво крикнул он.
– Обязательно скажу, Жорочка!.. Гуня, прячься! Иди к
Гробыне! Тебя сейчас будут бить и сбрасывать с Башни! – насмешливо сказала
Лоткова. Она и представления не имела, что Гломов в этот момент вместе с Пруном
безуспешно отыскивает подбитого искрой Пуппера.
– Шуточки, все шуточки! – не очень уверенно
пробормотал Жикин. Гуню он боялся, даже очень.
Ной на портрете смотрел на него не без интереса, даже,
пожалуй, с сочувствием.
– Ну, я это… пошел я… Девушки, они, понимаешь, не ждут,
и все такое… – сказал Жора.
Ной понимал. Видно, на Востоке женщины тоже доставляли
немало проблем. Это все сказки для маленьких, что они там целыми днями смиренно
сидели на женской половине и ткали ковры.
С опаской размышляя, что произойдет, если на чердаке
действительно окажется Гломов, Жора без особого энтузиазма шагнул на следующую
ступеньку, как вдруг услышал звук, который бывает от падения чего-то мелкого.
– Во блин оладушек! Я что-то уронил! – решил
Жикин.
Он наклонился и после недолгих поисков нашарил небольшой
осколок стекла с закругленными краями, внешне вполне заурядный.
– Разве у меня такой был? Хм… Ну не было – так
будет! – сказал он себе. Машинально сунув стекло в карман, донжуан
буяновского разлива поплелся по своим амурным делам.
Промурыжив его минут десять и так и не поцеловав, коварная
Лоткова устроила Жоре сцену у фонтана и прогнала к Пипе. Когда же Жикин
послушно спустился, то не обнаружил и Пипы. Мадемуазель Дурнева отбыла в
неизвестном направлении, не оставив ни надушенного кружевного платка, ни
записки, ни даже скромного хрустального башмачка сорок первого размера.
Подбадривая себя заклинаниями Кофеус эспрессо и Взбодреус
виагрис, а также совершенно убойным Жабскобс неткофе, Жикин кое-как добрался до
своей комнаты, из которой довольно давно уже выжил всех соседей, и, едва раздевшись,
упал лицом на подушку.
«Девушек на мыло! В магвостырь! К Пупперу!» – мрачно подумал
он и мгновенно уснул.
* * *
Выспаться Жикину не удалось. Буквально через два часа на
книжной полке что-то взорвалось. Повалил сиреневый дым, пахнущий драконами,
горными троллями и подмосковными кикиморками из талдомских болот. В результате
язык Жикина стал в самом буквальном смысле наматываться на подушку. Присев на
кровати и кое-как сфокусировав зрение, невыспавшийся Жора обнаружил, что по
комнате расползаются гадюки и скорпионы.
Перепрыгивая через скорпионов и отгоняя гадюк своей
пикирующей шваброй, Жикин прорвался к шкафу и обнаружил, что срок сдачи книги
«Теория запуков» истекает через пять с половиной минут. Взвыв от ужаса, Жора с
воплем кинулся одеваться. Брюки подозрительно шевелились. Орудуя шваброй, Жикин
вытряхнул из штанины двух гадюк и занялся поиском рубашек.
К шкафу было никак не пробиться – все его полки кишели
скорпионами. Пришлось Жоре надеть дурацкую рубашку, разрисованную красными
маками, которую подарила ему Верка Попугаева. Но ничего другого под рукой
просто не было. Оставшихся трех минут едва хватало, чтобы добежать до
библиотеки.
Зажав под мышкой книгу, Жора затрусил к джинну Абдулле.
После сегодняшней спортивной ночи он еле таскал ноги.
Библиотечный джинн парил над конторкой и раскладывал по
ящикам читательские формуляры. Основных ящиков было четыре: «Возвращено»,
«Читальный зал», «Должники» и «На проклятие». Этот последний ящик Абдулла
пополнял с особым воодушевлением. Его кислое лицо в эти секунды становилось
почти приятным.
Когда Жикин вбежал в библиотеку, Абдулла уже нежно держал в
руке его формулярчик и поглаживал его по корочке. Рядом лежала тетрадка с
проклятиями, открытая на нужном месте.
– Успел-таки? Ах-ах-ах! К чему такая спешка? Погодил бы
еще минуток пять. Разве я зверь, разве у меня души нет? – укоризненно
спросил Абдулла. Здесь джинн явно попал под власть ораторского приема. Душ у
джиннов не было и в помине, иначе они так не стремились бы заполучить чужие.
Жикин положил перед ним книгу. Джинн взял ее большими
пухлыми руками, пролистал и задумчиво спросил:
– Ты что принес, голубок?
– Как что? «Теорию запуков»!
Абдулла захихикал.
