– Мам, сколько раз тебе говорить: я не люблю чихол! И
дохлоцин солютабтоже ненавижу! – безнадежно сказал он.
– А я не переношу, когда ты упрямишься! Посмотри на
свой цвет лица: ты же весь бледный! Я и без анализов вижу, что у тебя
гемоглобин, как у трупа! – закипела мама.
Краснощекий Бульон, гемоглобин которого вызвал бы сладкие
грезы у любого вампира, открыл рот, позволив залить в себя ложку сиропа от
кашля.
Чихол и дохлоцин солютаб прописал ему врач, когда Генка
учился еще в третьем классе. К сожалению, врач забыл указать, как долго их
следует принимать, только сказал: пока ребенку не станет лучше. И вот прошло
уже почти пять лет, а мама Бульона все считала, что улучшение не наступило.
Более того, бедной маме даже не приходило в голову, что просто для того, чтобы
пережить пятилетний прием лекарств, надо иметь лошадиное здоровье.
Поморщившись, Бульонов потянулся к таблеткам, но вдруг
завопил, сорвавшись с табуретки. Бедняге померещилось – хотя какое там
померещилось! В пустой суповой тарелке лежали два дико вращавшихся глазных
яблока, вырванные из орбит. Генка закричал.
– Что с тобой? – Мама кинулась к нему.
– Там, там! Нет, не смотри! – охнул Бульон.
Придерживая очки, мама заглянула в тарелку.
– Я всегда говорила: оставлять яичные желтки – это
признак болезни.
Бульонов с ужасом посмотрел в тарелку и убедился, что мама
права. Да, всего лишь желтки. Он вытер со лба пот. Принять желтки за глаза –
это уже диагноз. Пока Генка терзался, мама приблизилась к нему и доведенным до
автоматизма движением гладиатора, вонзающего в противника короткий меч,
вставила ему под мышку стеклянный столбик градусника.
– Ужасно! 36 и 9! – сказала она пару минут спустя.
– Это же нормально.
– Что ты понимаешь! Такая температура бывает у
туберкулезников! Неделю назад ты как-то странно кашлял во сне. Я подумала, что
ты просто поперхнулся. Теперь же я вижу, что не все так просто. Завтра же сдаем
анализы! А теперь иди к себе и делай уроки!.. Гулять вечером не будешь. И чтобы
в девять ноль-ноль был в кровати.
– НЕ-Е-ЕТ! – закричал Генка.
– Не «нет», а «да». Нервные припадки и упрямство –
первые симптомы шизофрении. А шизофрения, отягченная туберкулезом, протекает
всегда в тяжелой форме, – озабоченно сказала мама и уселась перелистывать
медицинскую энциклопедию, украшенную цветными фотографиями всевозможных
трофических язв и гангрен.
Генка бросился к себе в комнату и торопливо захлопнул дверь.
Постепенно успокоившись, он сел за стол и, собираясь готовиться к экзаменам,
открыл учебник по истории. Но не успел Бульон прочитать и десяти строк, как
услышал за спиной странный звук.
Генка обернулся и похолодел. От двери к нему направлялся
стул на человеческих ногах. Ноги были мужские, страшные, с желтыми ногтями,
похожими на выпуклый панцирь черепахи. Увидев, что Бульонов его разглядывает,
стул на человеческих ногах подпрыгнул и игриво лягнул его в голень.
Бульонов упал на паркет и торопливо пополз на животе к двери.
Он уже даже не кричал, понимая, что это бесполезно. Четвероногий стул забегал
сбоку и, подскакивая, предпринимал попытки отрезать целеустремленно ползущего
Бульона от двери.
Внезапно новое препятствие преградило Генке путь. На паркете
пузырилась лужа крови, посреди которой лежал страшный заржавленный кинжал и
билось алое сердце. Генка медленно встал. Во рту у него моментально стало суше,
чем в пустыне Сахара. Его собственное сердце едва не выскакивало из груди.
Попятившись, он схватился за дверную ручку, видя в ней главное свое спасение.
Но дверная ручка вдруг ускользнула от него и пожала ему ладонь. Генка ощутил
легкое покалывание и холод, одновременно понимая, что ручка уже не ручка, а
отрубленная рука с холодными мокрыми пальцами.
На стене появился узкий тонкогубый рот.
– Бульонов? – хрипло поинтересовался он.
– Д-да.
– Геннадий?
– Ге-ге… – заикающийся Бульонов подтвердил и это.
– Господин Ге-Ге? Вы-то нам и нужны! У меня к вам
секретная миска! – сказал рот и вдруг захохотал непередаваемым смехом,
напоминающим ржание целого конского табуна.
– Не миска, дырявая башка! Миссия! – раздраженно
подсказал стул на человеческих ногах.
Торчащая из двери кисть погрозила стулу пальцем. Некоторое
время стул, рот и кисть вяло переругивались, а сердце на полу подпрыгивало в
кровавой луже, как выброшенная на берег рыба.
– В общем, собирайся, Ге-Ге! Нам приказано доставить
тебя кое-куда! – заявил наконец рот.
– Куда? Я никуда не пойду! – заупрямился Бульонов,
которому мерещился уже тернистый путь в загробный мир.
– А ты никуда и не пойдешь! Ты полетишь! –
вкрадчиво заверил его рот на стене.
– Куда?
– Как куда? В Тибидохс! Разве ты не получил письмо?
– Нет, – сказал Генка. Он так дрожал, что ему
сложно было не поверить.
Стул с ногами и рот пришли в некоторое замешательство.
Вскоре к ним присоединилась и кисть.
Комната заволоклась молочным, с серебристой искрой туманом.
Когда туман рассеялся, посреди комнаты обнаружились поручик Ржевский и
Безглазый Ужас, уже вернувшие свои ноги, руки и рты. Ржевский был в парадном
пехотном мундире с полной коллекцией ножей в спине. Безглазый же Ужас был
облачен в темный походный плащ. Когда плащ распахивался, под ним мелькала
окровавленная рубашка. Свою кошмарную голову призрак то вертел в руках, то
приставлял на прежнее место и принимался бряцать кандалами (пара № 4,
приберегаемая исключительно для торжественных случаев).
– Ты точно не получал письма? – спросил Ужас.
Генка замотал головой.
– В таком случае миль пардон, – прищелкнул
каблуками поручик. – А то я и смотрю, что реагируешь ты как-то не так.
Сухо реагируешь, без огонька! Не люблю работать на такую тухлую публику.
– Ржевский, хватит болтать! Ты там сердце забыл… Убери
за собой мусор! – велел ему Ужас.
– Ни за что! Белые офицеры не шестерят! – гордо
сказал поручик. – Еще один такой наглый приказ, и мы будем стреляться
через платок! Где мои пистолеты? Ага, вот!
Миг – и в руках у поручика оказался обитый бархатом ящик с
парой старинных дуэльных пистолетов. Осмотрев их, Ржевский остался недоволен и,
отбросив, тотчас извлек из воздуха пару «маузеров».
