Ярчайшая вспышка на минуту ослепила ее. Жаркая волна
повлекла Таню, стараясь втянуть в магический треугольник… Она сопротивлялась,
пыталась вцепиться в стол, но все было бесполезно. Сила, которая влекла ее,
была неумолима и неосязаема. Ничего, кроме жара, Таня не чувствовала. Внезапно,
когда Потусторонний Мир почти затянул ее, что-то толкнуло ее в грудь и в лицо.
Она упала. Лишь спустя несколько минут сознание и зрение вновь начали
возвращаться. Таня поняла, что лежит на полу, а Гробыня наклонилась и
разглядывает ее. Лицо у нее было сочувствующее и тревожное. Обнаружив, что Таня
пришла в себя, Гробыня улыбнулась.
– Ты как, Гротти, нормально?.. Некролог отменяется!
Поминальная скатерть-самобранка тоже! Ну оно и лучше! Никто не обляпает черную
бахрому яйцами всмятку, – сказала она с облегчением.
Таня с трудом встала. Все ее тело было мокрым от пота, даже
челка прилипла ко лбу. Магический треугольник был разомкнут. Глиняная фигурка
растаяла. Там, где она недавно была, осталось лишь затвердевшее
беловато-коричневое пятно глины. Чуть в стороне камень сердолика, немного
изменивший от жара цвет.
– Тебе повезло, что ты схватила свое кольцо, а не мое
или Пипино… И вообще, что кольцо, а не фигурку! Сильный все-таки маг был твой
прадед. Помог тебе дешево отделаться! – затрещала Гробыня.
Таня за что-то задела ногой. Ее футляр от контрабаса лежал у
стола с откинутой крышкой. Смычок валялся рядом с футляром. Это было уже
слишком. Таня не сомневалась, что, пока она была без сознания, ее соседки
воспользовались случаем, чтобы порыться в ее вещах.
– Почему мой контрабас здесь? Кто его трогал? Я же
предупреждала! Склепова, ты?! – вспылила она.
Гробыня обидчиво вспыхнула:
– Ты за кого меня принимаешь, подруга? Я, конечно, не ангел,
но сердце у меня тоже есть! Я с ней тут нянчусь, Аммиакус нашатырюс, как
попугай, повторяю, а она… Тьфу! Гроттерша, она и в Африке Гроттерша! Недаром
профессор Клопп любил повторять на первом курсе, что черная неблагодарность –
это свойство белых магов!
Таня смутилась. Такого отпора она никак не ожидала. Похоже,
она напрасно набросилась на Гробыню.
– А почему тут футляр? Или это Пипа? – спросила
она.
Гробыня молчала, игнорируя Таню.
– Я? – оскорбилась Пипа. – Вот спасибочки,
сестренка! Прям кувалдочкой и по пушистой мордочке! Когда фигурка Гурия
расплавилась, Потусторонний Мир начал тебя втягивать и почти уже втянул… Видела
бы ты свои контуры, почти прозрачные стали! Ну я думаю: кирдык Гроттерше! Хочу
к тебе сунуться и не решаюсь – может, и меня затянет. А тут перстень твоего
дедульника вдруг как забормочет! А футляр как выдвинется, как распахнется! Мама
дорогая! И смычок сам по струнам! Играет чего-то, контрабас весь дрожит, и,
главное, не слышно ничего… И, смотрим мы, тебя вроде перестало втягивать. А
потом отбросило, ты брык на пол, ручки раскинула и лежишь! Ну а тут и смычок
успокоился…
Таня пытливо взглянула на Пипу. Нет, дочка дяди Германа
сказала правду. Таню действительно спасли от гибели лишь контрабас и перстень
Феофила Гроттера. И зачем она сунулась к фигурке после произнесения заклинания?
Знала же, что нельзя, что там внутри другой, далекий и враждебный мир! Но не
смогла, просто не смогла отказать Пупперу в его просьбе и потеряла голову,
забыв себя. А раз так, не значит ли это, что она любит Гурия, а не Ваньку?
Проклятая магия!
Таня захлопнула футляр, ногой толкнула его под кровать и
выскочила из комнаты. Она не могла сейчас видеть ни Гробыню, ни Пипу, не могла
ни с кем разговаривать. Ей нужно было побыть одной.
Было уже очень поздно. Магический синеватый свет горел лишь
в общей гостиной. Не зная, есть там кто или нет, Таня обогнула ее через
мальчишеский коридор, который тоже выводил к лестнице, но минуя гостиную.
Выхватывая из тьмы части каменных стен со старинными
портретами, полыхали факелы негаснущего пламени в нишах вдоль Главной Лестницы.
Спустившись, Таня прошла Залом Двух Стихий и нырнула в путаные ходы, которые
начинались сразу под лестницей атлантов. Некоторые атланты дремали, другие
забавлялись, вставая на цыпочки и слегка приподнимая и опуская тибидохские
своды. Третий с краю атлант присел и, закинув ногу на ногу, озабоченно
разглядывал трещину на мраморной ступне.
– Седьмую сотню лет без отпуска! Никаких сил нет!
Может, смотаться к лопухоидам и сообразить реставратора на троих, а, ребят?..
Или там кариатиду снять! – искушал он.
Соседние с ним атланты молчали и, обливаясь каменным потом,
отдувались за малодушного товарища. Заметив Таню, любитель реставраторов и
кариатид торопливо выпрямился и подпер свод. Таня сделала вид, что ничего не
слышала. Глупо было конфузить атланта.
Она нырнула под лестницу, прошла немного и сразу оказалась в
переплетении мрачных коридоров. Света здесь почти не было, лишь кое-где из
трещин в полу пробивалось зеленоватое размытое свечение.
«Про##клятые клады», – подумала Таня, однако
заглядывать в щели желания у нее не возникло. Она когда-то слышала от Тарараха,
что здесь, под лестницей атлантов, спрятан один из сребреников Иуды и потому
это место буквально притягивает кровавые клады со всех окрестных земель. И не
только клады. Много грозных артефактов всех народов и эпох хранили эти
источенные нежитью каменные лабиринты, расположенные прямо над Жуткими
Воротами.
Свернув несколько раз в расходящейся паутине коридоров, Таня
села на камень рядом с доспехами, надетыми на деревянный чурбан. Древняя магия
доспехов на три года давала их обладателю неуязвимость в бою. На четвертый же
год в первое полнолуние доспехи сжимались до размеров ореха и убивали своего
хозяина. Снять же их было невозможно, что крайне отравляло победителю эти три
года успеха. Смазываясь его кровью, доспехи переставали ржаветь, покрывались
новыми узорами и, позванивая кольчужной рубашкой, терпеливо ждали, что ими
снова кто-нибудь заинтересуется.
Вот и сейчас, почуяв добычу, они призывно засияли, загремели
и даже попытались обхватить Таню за плечи рукавами кольчужной рубахи.
– Дрыгус-брыгус! – буркнула Таня, успокаивая их зеленой
искрой. За годы обучения в Тибидохсе она до того привыкла к всевозможным
простейшим вампирам, как энерго-, так и гемоглобиновым, что почти уже не
обращала на них внимания.
Кольцо Феофила Гроттера выстрелило тусклой зеленой искрой,
которой едва хватило для заклинания. После оживления глиняной фигурки перстень
выглядел потемневшим и уставшим. Запрещенное заклинание Склеповой отняло у него
слишком много магии. Таня знала, что через пару дней он восстановится, пока же
магию придется экономить.
– Ilias malorum! Unam in armis salutem!
[6] – сказал он
ворчливо, словно предупреждая о чем-то.
