– Дед, а по-русски?
Но перстень молчал. Видно, его разговорная магия на сегодня
уже иссякла. Таня долго согревала его дыханием, протирая рукавом рубашки. Она
знала, что старый ворчун это любит, хотя теперь перстень и ничем этого не
проявлял, сильно обиженный на нее за участие в черномагическом ритуале.
– Ну извини, извини… Вот такая я бяка! – сказала
Таня. – Да только кто ж знал? Дед, не пойму я, что со мной. Как-то все
перепуталось, смутно все. Хочешь не споткнуться и только поверишь, что ты вот,
наконец, правильная и все хорошо, как бац – носом об камень!
Неожиданный шорох заставил Таню прекратить свои излияния. В
слабом свечении волшебных доспехов она увидела Генку Бульонова, кравшегося
куда-то широкими бесшумными шагами. Это был он, Генка, но одновременно точно и
не он. Всю одежду Бульонова, лицо и даже волосы покрывал толстый слой паутины,
грязи и кирпичной пыли. Похоже, он возвращался из подвалов у Жутких Ворот, где
ему долго пришлось пробираться по узкому, очень узкому ходу.
– Бульон! – не выдержав, окликнула Таня. –
Что ты тут бродишь, как неприкаянный? Заблудился?
Генка вздрогнул, отшатнулся и заслонился руками, точно от
внезапного нападения.
– А-а, что?! Кто здесь? – хрипло спросил он.
– Я, Таня!
– Т-ты?! Гроттер?
У Бульонова был вид, как у только что проснувшегося
человека. Он посмотрел на Таню, потом на свои сбитые руки, на грязную одежду.
– Черт!.. Я же… Неужели опять?.. Когда же это
кончится? – невнятно произнес он и тяжело присел на пол, обхватив голову
руками.
Таня хотела подойти к нему, но Генка внезапно вскочил и
кинулся в темноту.
– Что-то я ничего не понимаю! Он испугался меня даже
больше, чем этих коридоров… И зачем он шастал там, внизу? – спросила Таня,
обращаясь к доспехам-вампирам.
Доспехи призывно загремели грудными пластинами. У них, как
всегда, было одно на уме.
– Какие-то вы озабоченные! Вам бы все крови, крови –
никакого душевного общения! – сказала Таня и ушла, с грустью размышляя о
Гурии Пуппере, Ваньке и странном поведении Бульона.
Когда она вернулась в комнату, Пипа и Гробыня уже спали.
Глиняное пятно все так же белело на столе.
* * *
А утром в стекло стал стучать купидончик. Он сунул Тане розу
и быстро улетел. Таня долго с недоумением смотрела ему вслед. Купидончик даже
не клянчил печенье, что само по себе было невероятно.
– Ну-ка, дай посмотреть! Записки нет? Магии тоже нет?
Странно, обычная роза! Кто это тебе послал, Гроттерша? – с подозрением
спросила Гробыня.
– Может, Ванька? – с надеждой спросила Таня.
Гробыня фыркнула.
– Твой Ванька? Розу? Это не в его духе! Он бы тебе
прислал сдыхающую птичку. Или бесхвостую крысу, перемазанную зеленкой… Или на
худой конец вырезал бы что-нибудь из дерева… Не, Ванька с розой – это как мой
Гуня без бутылки пива… Не катит! – заявила она.
– Ты Ваньку не знаешь, вот и не встревай! –
сказала Таня.
– Да уж, да уж! Я совсем тупая! У меня это на лице
написано! И мужиков не знаю как облупленных, и вообще непонятно, в кого я такая
уродилась… – насмешливо заверила ее Склепова.
Таня промолчала. В глубине души она была почему-то уверена,
что Гробыня права. Ванька всегда считал розы слишком банальным и скучным
подарком. «Розы говорят только о двух вещах: о толстом кошельке и об отсутствии
фантазии», – утверждал он.
Но даже не эта загадочная роза настораживала Таню. Никогда
не было такого случая, чтобы купидончик, только что вернувшийся из мира
лопухоидов, отказывался от награды. А этот отказался.
Таня едва успела одеться, как дверь комнаты была выбита
боевым заклинанием омонус всемлежатус. Пипа завизжала и с головой накрылась
одеялом.
В дверях комнаты, скрестив на груди руки, стояли Графин
Калиостров и магвокат Хадсон. За их спинами маячили разъевшиеся физиономии
магнетизеров.
– Стоять, не двигаться! Татьяна Гроттер! Вы
подозреваетесь в пособничестве и сокрытии преступления! Куда вы ходили сегодня
ночью? От кого был купидон? Что он принес? – потребовал Графин.
Таня попыталась спрятать розу за спину. Подскочив,
Калиостров одной рукой схватил Таню за запястье, чтобы она не могла
воспользоваться перстнем, а другой – вырвал розу.
– Цветок? И это все? Странно, очень странно! Мы вынуждены
будем устроить в вашей комнате обыск! Магнетизеры, начинайте с этого шкафа!
– Это мой шкаф! – возмутилась Склепова.
– Да? А я откуда знаю, что он твой? Обыск есть
обыск! – ехидно сказал Графин. – Может, я обожаю рыться в трусиках и
маечках? У меня разве это на лице не написано, ха-ха?
– Написано, ха-ха! – передразнила Гробыня. –
Написано, что вы старый похотливый козел с влажными ладошками и масляными
глазками! Я таких козлов за триста метров без оптического прицела вижу! Меня от
них мутит, тошнит и колбасит!
Графин Калиостров вспыхнул. Могучие молодцы-магнетизеры
переглянулись, пряча улыбки.
– А еще попрошайка, подхалим и приживальщик при
Бессмертнике Кощееве! А теперь ройся в моих трусиках и маечках, киска, и пусть
тебе будет приятно! Когда нам надо будет отвернуться – ты свистни или там
глазиком моргни! – убийственно закончила Гробыня.
Калиостров побагровел. Казалось, еще немного – и с ним
приключится обширный инфаркт. Глупые магнетизеры ржали уже в голос, и даже
магвокат Хадсон снисходительно улыбнулся.
– Что вы встали, тупицы? М-м-марш! Обыскать комнату!
А-а-а-а! Что ты делаешь? – взвыл он, отталкивая Таню.
– Неужели на подагру наступать больно? А я думала, она
ничего не чувствует! – удивилась Таня.
– Взять! Взять их всех! Тьфу! Вначале все тут перерыть!
Искать письма, записки, дневники! Все, что имеет отношение к Ваньке и Пупперу!
А заодно все, что доказывает пособничество Сарданапала! Этого малоазиатского
выскочку давно пора гнать отсюда в шею! Поганой метлой! – завизжал
Калиостров.
Магнетизеры затопали к шкафам и, распахнув дверцы, стали
выбрасывать на пол вещи. Таня прикоснулась к плечу Гробыни и намекающе кивнула
ей на Пажа. Ее быстрое движение не укрылось от магвоката Хадсона.
– Это есть скевет нашего довогого Гувия? Нет? А тогда
кого вы еще увили? Я вижу, что он настовящий! – подозрительно спросил
Хадсон. – Мавчики, пвовевьте этот скевет! Мы забиваем его с собой до
выбеснения обстоятельств!
