– А это чего? – помнится, спросил тогда Ванька.
– Маленький был. Только писать научился – стал все
подписывать. Даже бабусю, помню, подписывал. «Бобуся Ягуна». Она стирает, а я в
слезы. Ору: «Не хочешь быть моей бабусей, так и скажи!» – неохотно пояснил
играющий комментатор.
Зудильник был заговорен так, что работал только на прием.
Так было безопаснее всего. На этом настоял Сарданапал, опасавшийся, что
Магщество будет просматривать весь магфир.
К удивлению Ваньки, вместо неизменной Грызианы на экране
зудильника возник Бессмертник Кощеев в новых парадных доспехах. Нагрудник сиял
так, что больно было смотреть. Посеребренная черепушка Бессмертника светилась
довольством.
– О, Бессмертник Кощеев собственным трупом! Послушаем,
что он умного скажет! – заметил Ванька, разворачивая рамку с портретом к
зудильнику, чтобы и Таня тоже посмотрела.
«Кхе-кхе… Уважаемые маги! Магщество Продрыглых Магций в моем
лице с радостью сообщает вам, что следствие по делу об убийстве Гурия Пуппера
значительно продвинулось. Несколько часов назад в Тибидохсе арестована Татьяна
Гроттер, девочка, которой не должно было существовать в природе, но которая
между тем имела наглость родиться.
Ей предъявлено обвинение в сообщничестве, подстрекательстве
к убийству и укрывательстве Ивана Валялкина, известного также в магфиозном мире
как Джон Вайлялька. Девица, появившаяся на свет как мерзкая пародия на мировое
достояние и имевшая наглость достичь уже почти совершеннолетия, препровождена в
Дубодам под усиленным конвоем и будет находиться там, пока Ванька Валялкин
добровольно не отдаст себя в руки правосудия. Времени у него, однако, не
слишком много, поскольку в Дубодаме очень быстро старятся и умирают… В случае,
если Валялкин явится, Татьяна Гроттер будет, возможно, отпущена. Однако не
исключено, что ей еще некоторое время придется пробыть в Дубодаме, и тогда им с
Ванькой будут отведены самые тесные и темные камеры в разных концах магической
тюрьмы, чтобы они не могли ни видеть, ни слышать друг друга.
Но это уже мечты, кхе-кхе… Что-то я сегодня какой-то
мечтательный, какой-то очень уж творческий… Кхе… Прошу извинить меня за кашель.
Всю ночь считал деньги. У меня в подвалах ужасно сыро, хотя и не так сыро, как
в Дубодаме».
Ванька вскочил и, не сдерживаясь, ударил кулаком в самый
центр зудильника. Мятое блюдо обидчиво загудело. Видно, ему в первый раз
приходилось отдуваться за других.
А Ванька уже мчался к Дурневым, налетая на углы и пугая
таксу. Фотография Тани, забытая на стуле, махала руками и мотала головой, точно
пыталась отговорить его. А потом, поняв, что это бесполезно, бессильно
зарыдала.
Тетя Нинель как раз целовала письмо Пипочки, а Халявий с
дядей Германом шлепали картами с таким азартом и остервенением, что даже кто-то
из них сбросил локтем со стола дурневский мобильник. Они играли в двадцать
одно, и дядя Герман постоянно выигрывал, потому что Халявий умел считать только
до десяти включительно и доверял подсчет своих очков братику. Сообщения
Бессмертника они не слышали, поскольку зудильник тети Нинель, присланный
дочуркой, лежал в шкафу в спальне.
– Перстень! – крикнул Ванька. – Отдайте
перстень!
– С какой это радости? Пупперчик, что ли, нашелся или
его тетя решила тебя усыновить? – едко поинтересовался Дурнев.
– Я улетаю! Таня в Дубодаме! Бессмертник Кощеев бросил
ее в тюрьму!
Дядя Герман торжествующе воздел к потолку тощий палец:
– О! О! О! Что я говорил! Нинель, ты слышала? Гроттерша
в тюрьме! Я предсказывал это, когда она была еще младенцем! Дети, которые так
рано начинают ходить на горшок и так нагло таращатся на старших по званию,
всегда попадают в тюрьму!
– Хм… Ну дела… Когда это они успели ее засадить?
Купидон вроде только что прилетел. И Пипочка ничего про это не писала, –
подозрительно спросила тетя Нинель.
– Это только что случилось. Несколько часов назад… Если
я сдамся, они ее отпустят!
– Ишь, шустрые какие! Взяли и в тюрьму! – покачала
головой мадам Дурнева. – Ну да во всем нужно видеть хорошие стороны. Она
перестанет прилетать к нам без предупреждения. Сваливается вечно как снег на
голову…
Халявий тоже хотел было что-то вякнуть в том же духе, что и
Дурневы, но Ванька посмотрел на него с таким бешенством, что карлик сразу
затух.
– А я что? Я существо маленькое… Я тут в карточки
играю… Тузики, королики – мне чужого не надо! – забормотал он.
– Перстень! – потребовал Ванька. – Ну!.. Вы
обещали!
– Юный друг мой! – назидательно начал
Дурнев. – Если бы я выполнял свои обещания, то сидел бы в будке эскалатора
в метро или грузил бы щебень для строительства дорог… Дорога во власть идет по
головам, и оградочка у нее из костей!.. Усвой сие правило, дитятко, и не смотри
на меня своими наивными глазенками!.. Эй-эй! А вот в окна стулья бросать не
надо! Европакеты все-таки, да и соседи не поймут! Утихни, начинающий
уголовник!.. Если тебе так хочется попасть в Дубодам – не смею тебя
задерживать!
Ванька недоверчиво уставился на него:
– Вы что, действительно отдадите перстень?
– Да, пожалуйста… Мне тут буйные не нужны. Я сам
буйный… – Председатель В.А.М.П.И.Р. неохотно отправился в спальню, открыл
сейф и бросил Ваньке его перстень.
– Фьють-фьють! Счастливой отсидки, Джончик! Учи азбуку
Морзе – перестукиваться будешь. Не жди, что мы с Нинель станем тебя навещать.
Разве что подкинем блок-другой сигарет.
– Я не курю, – сказал Ванька, надевая магический
перстень.
– Закуришь, никуда не денешься. А там, глядишь, и
сопьешься, – ласково обнадежил его Дурнев.
Ванька не ответил. Он вдруг сообразил, что у него нет
пылесоса. Полететь никуда не удастся. Значит, придется телепортировать. Ванька
торопливо припоминал заклинание. Дурнев и подбежавшие тетя Нинель с Халявием
пораженно наблюдали, как он, не спрашивая разрешения, сдернул с кровати
покрывало, обмотался им и начал быстро вращаться. Магический перстень затрещал,
выбрасывая искры. Обжигающие зеленые огоньки прилипали к покрывалу. Опасавшийся
белой магии Халявий громко взвизгнул и попытался забиться под диван. Но место
было уже занято: под диваном сидела такса. Полтора Километра была сильно не в
духе: в зубах она держала недавно украденный носок дяди Германа и собиралась
защищать свой трофей до последнего вдоха.
Тогда Халявий перевернул кресло и ласточкой нырнул за него.
– Эй! А попрощаться? – насмешливо крикнул Дурнев,
но Ванькины очертания уже становились прозрачными. Еще миг – и он исчез.
Тетя Нинель вздохнула:
