– Знаю я, чего ты хотел! Так и быть: можешь сходить
сегодня к манекенщицам, только не притаскивай их сюда. Нинель будет сильно не в
духе. А когда она не в духе, у этих куколок запросто могут оторваться ножки.
Халявий завыл от восторга. Он подпрыгнул, прищелкнул ножками
и кинулся целовать дядю Германа.
– Убери кастрюлю, осел! Ты соображаешь, что
делаешь? – завопил бывший депутат.
Оскорбленный внук бабы Рюхи с грохотом швырнул кастрюлю
прямо на биржевые котировки.
– Я не осел, Германчик! Я мог бы потребовать с тебя
миллион жабьих бородавок за моральный ущерб! Нынче такие процессы в моде.
– У тебя слишком много морали! – огрызнулся
Дурнев.
– Во-во! – охотно согласился Халявий. –
Вагоны! Мне бы хоть по дырке от бублика за каждый раз, что меня назвали «ослом»
и по полмозоли за «дурака»! Я давно бы стал миллионером.
Неожиданно из кухни донесся панический визг тети Нинель.
Дядя Герман извлек из шкафа шпагу своего пращура и помчался на подмогу. За ним
в некотором отдалении следовал Халявий, не отличавшийся героическим нравом.
То, что они увидели на кухне, могло потрясти любого
непривычного лопухоида. Рядом со столом на полу сиял средних размеров круг, в
котором кость за костью и сухожилие за сухожилием материализовались Бум и
Малюта Скуратофф. Появлялись они очень постепенно – вероятно, на этот раз
вампиры применили какой-то новый способ перемещения в пространстве.
Наконец, после недолгой заминки, вызванной тем, что головы
появились в последнюю очередь, Малюта Скуратофф шагнул из круга, прижимая руку
к сердцу.
– Рад приветствовать величайшего из великих и
славнейшего из славных! Малюта Скуратофф бьет челом Отцу Всех Вампиров
господину Герману Дурневу и его почтенным домочадцам!
Дядя Герман неохотно спрятал шпагу.
– Взаимно рад видеть! – сказал он и брезгливо,
точно холодную котлету, потрогал ладонь Малюты.
Бум с сопением вышел из круга и остановился рядом с шефом,
обозревая кухню. По каким-то смутным причинам это не понравилось Халявию.
– Эге! Тиха украинская ночь, но сало лучше
перепрятать! – сказал он сам себе и умчался.
Некоторое время Дурнев и Малюта Скуратофф обменивались
неумеренными комплиментами, после чего дядя Герман сформулировал свою мысль
более определенно:
– Чем обязан такому безмерному счастью? За тибидохской
вещицей? Память предков и все такое?
Малюта Скуратофф развел руками. Его маленький нос
залоснился.
– Какая там теперь вещица, – сказал он с
грустью. – Ванька-то уж сами знаете где. Докатился. Пупперов стал грохать
ну и пропал. Самим нам в Тибидохс не сунуться, а от вашей дочурки, извиняюсь,
никакого толку.
Дядя Герман слегка удивился такой осведомленности вампиров,
однако не подал виду. В конце концов, вампиры тоже могли слушать зудильник. Да
и с нежитью они в союзе.
– У нас дельце другого рода, – продолжал Малюта. –
Мы, ежели совсем в лоб сказать, за сапожками пришли. Вашего-с пращура-с.
Одолжить… Украсть никак нельзя. Пращур ваш был мужчина нравный, такой и из
Потустороннего Мира достанет. И регалии у него нравные. Против их воли – ни-ни.
– И зачем же вам мои сапожки? – поинтересовался
Дурнев, вспоминая высокие сапоги графа Дракулы, которые он раз в неделю
собственноручно смазывал смягчающим кремом. Сапогам это нравилось – они
подпрыгивали и позванивали шпорами.
Бум и Малюта Скуратофф переглянулись.
– Сказать? – спросил Бум.
– Ну скажи, – пожал плечами Малюта.
– Это… летает там, дурында, скрипит, народец простой
убаюкивает… Оно вроде бы и ничего, охотиться просто. Вышел – и раз тебе, грызи
кого хочешь – на осиновый кол по-любому не нарвешься. Да только уж больно кровь
невкусная становится. Ни пожрать прилично, ниче! – буркнул Бум.
– Гемоглобин от страха теряют. Засыпать засыпают, а
после уж не просыпаются. Такой народец несознательный, – пояснил
Скуратофф. – Вот мы и решили сапожки, значит, одолжить. Иначе без сапожек
ваших никак за ней не угнаться. Шустрая больно.
– Кто шустрая? – спросил окончательно запутанный
Дурнев.
– Да галера! И откуда взялась, непонятно – кружит над
Трансильванией, даже невидимой не становится. То низко совсем опустится, то
зависнет, а то вдруг взлетит под самое небо да начнет кружить – глазом тогда не
уследишь! Я пару раз, признаться, посылал ее перехватить, да без толку. Двух
лучших слуг потерял, – поведал Скуратофф.
– А что за галера? – спросила тетя Нинель.
Она уже пришла в себя настолько, что открыла холодильник и
начала уминать куриный рулет. Бум со скрытой страстностью смотрел на ее
полнокровные артерии, однако пока был вполне предсказуем. Держать себя в руках
ему помогали шпага графа Дракулы и увесистый кулак самой тети Нинель.
– Да есть там одна такая… – неопределенно ответил
Малюта. – Только непонятно, чего она к Трансильвании привязалась. Вроде
как держит ее что у нас, а что – поди смекни. Так как же, Отец Всех Вампиров?
Дадите сапожки?
Дурнев задумался. Он был тертый малый, и опыт подсказывал
ему, что дать что-то в долг – хуже, чем выбросить. Особенно такому скользкому
типчику, как Малюта. К тому же, избавив Трансильванию от галеры самостоятельно,
он сильно поднял бы свой авторитет среди местных и стал бы уже не только
номинальным председателем, но и действующим. Вот, правда, ехать ему в
Трансильванию ох-ох-ох как не хотелось. Но преуспевающий человек тем и
отличается от дурака, что делает то, что ему не хочется самостоятельно. Дурак
же терпеливо дожидается, пока его заставят.
– Нет, сапог я не дам, – твердо заявил
Дурнев. – Я полечу сам и разберусь, что удерживает там галеру. Я, как
человек… хм… любознательных взглядов и отчасти официальное лицо, не могу
остаться в стороне, когда родина страждет.
– Вы человек любознательных взглядов? – уточнил
Малюта, умевший ценить деловое косноязычие.
– А то кто же? Но ближе к делу. Когда это лучше
сделать?
– Вечером. Часа за два до полуночи. Тогда она
опускается низко и зависает. Над лесочком над самым. Так мы очень на вас
надеемся! А как добраться – вы не беспокойтесь. Мы поможем, – сказал
Скуратофф. – Пошли, Бум! До встречи, Отец Всех Вампиров!
