– Ты не забыл… – начала Таня, но тотчас замолчала.
Спросить о чем-либо было невозможно: встречный ветер прижимал их к летящим
инструментам и сносил слова, едва они успевали сорваться с губ.
Долго, очень долго летели они, ориентируясь по звездам и по
путеводному лучу контрабаса. Таня совсем окоченела. Она и не предполагала, что
майской ночью может быть так холодно. Должно быть, все дело было в том, что они
поднялись слишком высоко.
Наконец, когда она едва уже держала смычок замерзшими
пальцами, путеводная нить Ариадны почти отвесно скользнула вниз. Ягун легонько
толкнул ее в плечо. Но и без Ягуна Таня уже обо всем догадалась. Сам Дубодам
был еще не виден, лишь внизу, по океанской глади, расползлось округлое темное
пятно.
Они снизились и осторожно сели среди огромных белых и темных
камней. Отсюда, из каменного хаоса, Дубодам представлялся чем-то серым и
размазанным. Вокруг была сосущая, какая-то обезличивающая тишина.
– Привет всем, кто меня слышит, и двойной привет тем,
кто и слышать обо мне не хочет! С вами неунывающий Баб-Ягун! Что такое
Баб-Ягун, спросите вы? Это и имя, и диагноз, и образ жизни! Это все вместе и
без хлеба! – весело зашептал внук Ягге.
– Перестань! Услышит еще кто-нибудь! – буркнула
Таня, но разошедшегося комментатора невозможно было остановить.
– Уважаемые зрители! – продолжал Ягун, будто за
ними наблюдали трибуны. – Вы присутствуете на историческом матче между
командой Тибидохса, в лице отважной Татьяны Гроттер и не менее славного
Ягунчика, и командой дубодамских де ментов. Точное количество последних не
определено, но, по самым приблизительным подсчетам, здесь их не меньше
полусотни. Место проведения матча – тюрьма Дубодам. Время проведения – глубокая
ночь. Правила игры отличаются от традиционных. Вместо двух драконов и пяти
мячей – Ванька Валялкин в единственном экземпляре. Цель команды Тибидохса –
извлечь Ваньку из Дубодама, цель команды де ментов – воспрепятствовать им в
этом. Силы, как вы видите, неравны. На стороне дубодамцев – все, что угодно, на
стороне же тибидохцев – внезапность…
– И Чума-дель-Торт… – негромко добавила Таня,
сжимая в кармане холодный флакон.
Почему же яд никак не согреется? Ее сердце сбилось с ритма,
а после застучало как безумное. Ну уж нет, оно не собиралось останавливаться –
оно хотело биться долго, очень долго. Таня даже усомнилась: хватит ли у нее
силы воли, когда потребуется проглотить яд?
– Ты что-то сказала? – не расслышал Ягун.
– Нет, ничего.
С трудом перебираясь по чудовищному нагромождению камней,
Таня и Баб-Ягун приблизились к Дубодаму и остановились у пересохшего рва, сразу
за которым начинались стены, сложенные из серых, почти идеальной формы глыб.
Глыбы были подогнаны так плотно, что между ними не было даже малейших зазоров.
Казалось, Дубодам возник и утвердился в этом мире сразу, моментально, во всем
своем давящем монолите.
По четырем углам крепости стояли приземистые, одинаковые до
безликости башенки. Они были четырехугольные, а не круглые, как в Тибидохсе.
Таня смутно вспомнила, что лопухоиды называют такие башни генуэзскими. Но все
равно ее не оставляло ощущение, что перед ней не столько башня, сколько муляж,
хотя и очень хорошо выполненный. Нечто пришедшее в магический мир из
чужеродного и грозного мира теперь лениво и точно по необходимости маскировало
свою истинную сущность.
Стены крепости были одновременно стенами тюрьмы – низкого и
плоского каменного строения с желтоватой крышей, которая тускло отливала в
лунном свете, словно была покрыта слюдой.
Сколько Таня ни всматривалась в стены и ворота, она так и не
смогла увидеть никакой охраны. Ни единого часового, вообще ни одной живой души.
Лишь ветер лениво и безрадостно посвистывал в узких бойницах. Если бы
Чума-дель-Торт прежде не рассказала Тане о Дубодаме, теперь она была бы сильно
удивлена. Казалось, что Дубодам вообще заброшен.
– Знаешь, мне так тоскливо становится, когда я думаю,
что Ванька где-то там, внутри… Как-то не по себе, – сказала Таня.
– Угу, ясное дело! А кому по себе-то?.. Уважаемые
экскурсанты! Обратите внимание на это тухлое местечко! Справа от вас башня,
построенная фиг знает когда, фиг знает кем, фиг знает какого стиля и
архитектуры… Слева от вас еще одна башня – абсолютный двойник той, о которой вы
узнали так много интересного. Больше тут смотреть нечего. Грузитесь в автобусы
и поехали за сувенирами! – затарахтел Ягун.
Таня обернулась к нему и удивленно отпрянула. Там, где
должен был быть Ягун, теперь болтался лишь пустой драконбольный комбинезон,
забавно подчеркнутый в воздухе одиноко плавающей челкой.
Таня запоздало вспомнила, что не так давно Ягун произнес не
столько полезное, столько бестолковое заклинание Линузус очкустус.
– Снимай комбинезон, невидимка! – насмешливо
посоветовала ему Таня, направляя на него стеклышко пенсне.
– Ну уж нет! Не буду я голышом бегать, тупость
какая! – буркнул пустой комбинезон. – И вообще не смотри на меня
сквозь свою лупу Ноя, или как она там называется! Мало ли какие у нее заскоки!
– У пенсне нет заскоков!
– В самом деле? Э, хитренькая какая! Давай лучше я сам
на тебя посмотрю!
– Оно не то показывает, что ты думаешь, – сказала
Таня.
– А откуда ты знаешь, что я думаю? – напрягся
Ягун. – Что ты там видишь, а? Колись!
– Сама не пойму. Что-то яркое. Ты меня
ослепляешь! – заметила Таня.
Она в самом деле вместо внука Ягге видела в стеклышко лишь
хаос переплетенных цветных линий и пятен. Радостный, переливающийся и
одновременно бестолковый.
– Яркое? Хе-хе! Да, я такой!.. Я не какая-нибудь там
Тускляндия Нафанаиловна! – сказал Ягун.
Играющий комментатор был крайне доволен собственной
многогранной персоной. Одновременно поняв, что от невидимости ему все равно нет
никакого толку, он вновь произнес заклинание и возник перед Таней в прежнем
своем виде.
– Дай мне теперь тоже взглянуть!
Ягун решительно протянул руку и отнял стеклышко. Он хотел
направить его на Таню, но вместо этого внезапно заинтересовался воротами
тюрьмы.
– Блин! – сказал Ягун с содроганием, торопливо
возвращая ей осколок пенсне. – Ты это видела? Я просто фонарею!
То, что Таня до сих пор благополучно считала воротами, на
деле оказалось огромной полуразложившейся головой титана без нижней челюсти.
Висевший же у ворот молоток предстал длинным, с беловатыми пятнами разложения
языком мертвеца.
