Стук не прекращался. Академик зажег заклинанием лампу и,
запахнувшись в халат (тоже подарок, но уже Медузии), открыл дверь. На пороге он
увидел Гробыню Склепову. Именно на нее и рычал золотой сфинкс.
– Мне нужно с вами поговорить! – сообщила
Склепова.
– Прямо сейчас? Может, тебе лучше будет заглянуть
завтра?
– Нет. Завтра можно будет уже не заглядывать, – не
без иронии сказала Гробыня.
Академик поднял лампу выше и отступил в сторону, пропуская
ученицу. Склепова прошла к нему в кабинет, покачивая бедрами. У нее не было,
разумеется, на Сарданапала никаких видов, так что кокетничала она машинально,
точно разбогатевший бомж, который лишь по привычке продолжает допивать из чужих
пивных бутылок.
Сфинкс увязался было за ними следом, но Сарданапал строго
посмотрел на него, и тот, смирившись, вновь вспрыгнул на дверь. Вскоре академик
уже сидел в глубоком кресле за своим столом и, разглаживая усы, готовился
выслушать Гробыню.
– Гроттерша в Дубодаме! – без всяких предисловий
сказала Склепова.
Академик вскочил, причем так резко, что его обеспокоенное
кресло отбежало на львиных лапах.
– ГДЕ? Откуда ты знаешь?
– Да знаю я, знаю… Она ушла сегодня вечером, вся такая
таинственная, бледная, с контрабасиком в футляре и колечком на пальце. Видок у
нее был такой, словно она шла на собственные похороны. В общем, если она не в
Дубодаме, можете сослать меня к лопухоидам или устроить работать в кафе для
приставучих старикашек.
– Гробыня! – укоризненно произнес Сарданапал.
Склепова слегка смутилась.
– Что Гробыня? Я же не вас имела в виду! Вы хоть и
с… – Гробыня осеклась.
– Что за «с…»? – нахмурился Черноморов.
– С… Супер! – нашлась Гробыня. – В общем,
Гроттерша действительно в Дубодаме. Я пришла поинтересоваться, собираетесь ли
вы что-нибудь сделать, чтобы ее вернуть?
Академик испытующе взглянул на нее:
– Зачем ты мне об этом рассказала? Разве ты любишь
Гроттершу?
Гробыня пожала плечами:
– Вот уж не знаю. Раньше я не особенно ее любила, да и
сейчас не могу сказать, что я от нее без ума. Но когда она ушла сегодня, мне
стало как-то тухловато. Вот я и решила, что лучше будет сказать.
– Значит, ты могла и не сказать! ДА ЗАЧЕМ ТЫ ВООБЩЕ ЕЕ
ОТПУСТИЛА? И КУДА ОТПУСТИЛА? – взревел Черноморов.
Девушка едва узнавала его. Мешковатый и рассеянный академик
преобразился. Его голос гремел, как боевая труба, а осанка стала поистине
царственной. Золотой сфинкс был отправлен за преподавателями. Вскоре в кабинете
собрались Медузия, Соловей О. Разбойник, Ягге, Тарарах, Великая Зуби и Поклеп.
Последний был сильно не в духе.
– Господа, я собрал вас, чтобы сообщить вам одно
пренеприятнейшее известие… – громогласно начал академик.
– К нам едет ревизор? – с иронией поинтересовалась
Медузия.
– Нет, хуже: Гроттер в Дубодаме! Думаю, она отправилась
выручать Ваньку, – ответил академик.
Что-то мелькнуло на лице у Медузии, однако тотчас ее лицо
приобрело прежнее выражение. Несмотря на то что сфинкс поднял ее среди ночи,
доцент Горгонова оделась со всей тщательностью и была внутренне собранна, как,
впрочем, и всегда. Этим она значительно отличалась от Тарараха, который
примчался в одной шкуре, зато с увесистой дубиной. По слухам, она когда-то
принадлежала Гераклу. Сфинксу дубина не нравилась, он рычал издали, однако
благоразумно не совался. Он имел уже печальный опыт знакомства с этим
раритетом.
– Она уже не вернется. Дубодам не крымский курорт и
даже не остров Капри, – угрюмо сказал Поклеп.
Академик быстро взглянул на него.
– А проверь-ка ты, братец, одну штучку… Сдается мне,
что… – начал он.
Фраза так и не была закончена. Поклеп, и сам все
сообразивший, кивнул и вышел. Вскоре он вернулся озабоченный.
– Отсутствует не только Гроттер, но и Ягун. Пылесос из
его шкафа тоже исчез. Магия защитного купола отмечает двойное использование Грааль
Гардарики…
– Бестолковый мальчишка! Убить меня хочет! Была бы жива
его мать! Весь в отца, дурака, пошел! – в сердцах вскрикнула Ягге, роняя с
седых волос шаль. Ее маленькое смуглое лицо стало вдруг совсем старым. Даже
золотая цыганская серьга в ухе, казалось, поблекла.
Прислонив к столу дубину, питекантроп поспешно обнял
старушку за плечи.
– Не унывай, Ягуся! Вытащим мы их, не будь я
Тарарах! – прогудел он ободряюще.
– Надо обратиться в Магщество и потребовать,
категорически потребовать!.. – начала Великая Зуби.
Медузия взглянула на нее с иронией.
– И к дяде Сэму! – добавила она.
– А к Сэму-то зачем? – удивилась Зуби.
– А до кучи, чтобы и у него тоже чего-нибудь
потребовать. Нам будет чем утешаться до конца жизни. Станем заваливать Сэма и
Бессмертника письмами, а они засадят парочку вурдалаков из бывших крючкотворов
писать нам вежливые отказы. «На Ваше письмо от такого-то числа такого-то года
за входящим номером таким-то сообщаем, что не обладаем достаточной информацией
по вашему запросу. В то же время не так давно в коридорах Дубодама во время обхода
были обнаружены дряхлый старик и дряхлая старуха, однако сделать заключение,
являются ли они Татьяной Гроттер и Баб-Ягуном, не представляется возможным. Оба
находятся в глубоком маразме и отправлены на излечение в главный каземат
Дубодама. Похороны будут оплачены за счет соответствующей статьи бюджета
Магщества Продрыглых Магций».
– Меди, перестань! – вспыхнула Зуби.
– Я еще даже не начинала, – сказала Медузия.
Ее волосы шипели, а взгляд был так пронзителен, что долго
его не выдержал бы ни один смертный. Даже Поклеп, тоже не лишенный гипнотизма,
предпочитал отводить свои глазки-буравчики в сторону.
Академик Сарданапал взял со стола мраморную пепельницу в
форме рыцарского шлема с откинутым забралом – подарок Бессмертника Кощеева на
последний юбилей, когда они еще были не то чтобы друзьями, но могли еще
называться приятелями. Внизу на шлеме была выгравирована надпись на
древнеперсидском языке, надпись крайне двусмысленная: «Буря ломает дубы, но
щадит полевую траву». Некоторое время академик смотрел на нее с молчаливой
яростью, а потом по кольцу у него скользнула искра, и мрамор осыпался в
порошок.
