– С каких это пор де менты существуют отдельно от этих
стен? Знай же, все, что находится внутри, – это одно целое: коридоры,
стены, башни. Так же и де менты… Они часть Дубодама, его кровь и плоть… А
теперь хватит болтать! Ты поклялась Разрази громусом, что отдашь мне тело, если
я проведу тебя в Дубодам к Ваньке. Я провела…
Чума нетерпеливо шевельнула рукой.
– Но и ты поклялась громусом, что освободишь
Ваньку! – напомнила Таня.
– Со своей клятвой я разберусь сама. Что сможет мне
сделать жалкий громус, мне, которая уже мертва? Ну же! Произноси формулу
отречения! А для начала можешь отнять у Ваньки душу. Все равно здесь, в
Дубодаме, ему от нее никакого толку. Ты только облегчишь ему мучения.
Гнев охватил Таню. Она оглянулась на беспомощного Ваньку, на
Ягуна, на засасывающую черноту стен. Неужели все было напрасно?
– Я выполнила бы клятву! – крикнула Таня. –
Но это ты, а не я нарушила ее! Я-то давала ее от чистого сердца, собираясь
исполнить, а ты лгала с самого начала! Ты знала, что нам с Ягуном, раз попав,
уже не выйти отсюда! Знала, что жезл вынет у Ваньки душу и никогда уже не
вернет… Так забери свой жезл!
Не в силах удержать негодование, Таня схватила жезл,
размахнулась и метнула в грудь Чуме. Старая колдунья смотрела на его полет без
особого страха, даже не отстранилась. Должно быть, не верила, что ей, которая
была теперь призраком, может что-то повредить. И верно, жезл беспрепятственно
пролетел сквозь грудь Чумы и, ударившись о стену, отскочил.
– Ну вот видишь, мне ничего… – начала Чума, но тут
ослепляющее белое пламя, возникшее точно из ниоткуда, охватило ее с ног до
головы.
Чума взглянула на него с недоумением и страхом. А потом
запоздало пришла боль. Материальна была Чума или нет, но магическое пламя жгло
и терзало ее ничуть не меньше, чем живую. Чума корчилась, протягивала к Тане и
Ягуну пылающие руки, точно стремилась унести их с собой в преисподнюю.
– Это все Разрази громус! Ненавистная клятва! Она
оказалась сильнее… Но почему я? Почему не ты? – прошипела она, съеживаясь.
– Потому что я давала ее с чистым сердцем, –
сказала Таня.
Контуры Чумы таяли. Теперь вся она была как сгусток огня,
как Огненная Ведьма, в обличье которой видел ее наивный Генка Бульонов. Но
только этот огонь был чужероден ей и нес смерть.
Таня с Ягуном отвели взгляд. Магический жар, ничуть не
слабее, чем от пылающего полукруга, обжигал им лица. Лишь Ванька равнодушно
продолжал смотреть на огонь, отражавшийся в его зрачках. Таня бросилась к нему
и прижала его голову к своему животу. Ей не хотелось, чтобы Ванька что-то
видел. Достаточно было омерзительных жутких звуков, которые издавала Чума.
Она шипела от боли и изрыгала проклятия, проклиная и себя, и
Таню, и Ваньку с Ягуном, и вообще все, чем жил и дышал этот мир. Последними ее
словами, которые Таня различила, были:
– Ты думаешь, что победила? Но кого победила?
Когда-нибудь ты поймешь, что все равно…
Но договорить ей было уже не суждено. Ведьма вздрогнула и
растаяла. Ее контуры исчезли последними, не оставив ни чада, ни жара. Пропал
даже жезл-оборотень, и было неизвестно, унес ли его Разрази громус или он сам
поспешил скрыться.
– Уф! Старухи нет… И как же нам теперь вытянуть Ваньку
из Аздура?.. – начал Ягун. Внезапно он осекся и, уставившись на дверь,
принялся сосредоточенно толкать Таню в плечо.
– Ну что еще там? – Тане не хотелось отпускать
Ваньку, который неосознанно доверчиво прижался к ней.
Но все же она оглянулась. В дверях застыли фигуры в темных
плащах.
Прежде чем Таня и Ягун успели опомниться, де менты
сомкнулись вокруг них. Их взгляды жгли как угли. Таня рванулась, попыталась
вскинуть руку с перстнем, но неосторожно со слишком близкого расстояния
посмотрела в глаза ближайшего де мента. Пенсне Ноя, которое она так и не сняла,
отразило нечто такое, чему нет названия. Странная слабость и безразличие
навалились на нее. Она ощутила то, что чувствует человек после нескольких
бессонных ночей.
Глаза слипались. Хотелось упасть прямо на пол, свернуться
калачиком и уснуть. Борясь с собой, Таня даже не заметила, как де мент ловко
сдернул с нее перстень. Двое других набросились на Ягуна, который отбивался от
них локтями и коленями.
Де менты переговаривались между собой высокими щелчками,
точно птицы. Однако и человеческую речь они понимали отлично. Когда Ягун крикнул:
«Ванька, помоги хоть ты!» – один из де ментов повернулся к Ваньке. Тот с
усилием пробуждающегося сознания мучительно пытался привстать, но страж
Дубодама грубо толкнул его в грудь и обжег взглядом.
Когда Таня и Ягун уже едва стояли на ногах, де менты вновь
защелкали, собравшись в центре тесной Ванькиной камеры. Скорее всего они
совещались, что им делать с пленниками. Наконец один из них махнул рукой,
подавая знак. Таню и Ягуна легко подхватили, оторвали от пола и куда-то
понесли. Порог, который казался им непреодолимым препятствием, де менты
перешагнули с легкостью, едва заметив его. Ведь это была воля самого Дубодама.
– Ванька! – крикнула Таня в последний раз. –
Ванька! Я тебя люблю!
Ей почудилось, что Ванька, ее Ванька, с усилием поднял
голову и благодарно посмотрел на нее. В его взгляде тоже сквозила любовь –
любовь, которая и позволила его личности не раствориться здесь, в Дубодаме, в
стенах, выпивающих душу.
Дверь камеры захлопнулась. Со всех концов на них навалилась
тьма, высасывающая тьма, в которой самое главное было сохранить свою сущность.
Когда Таня и Ягун вновь обрели способность видеть и понимать, они стояли на
небольшой, вымощенной камнем площади, защищенной стенами Дубодама. Здесь магия
тюрьмы явно была слабее, чем внутри. Их поставили на ноги и хорошенько
встряхнули, продолжая цепко держать за руки.
* * *
Рассветало. Таня увидела магвоката Хадсона, окруженного
ударным отрядом магфордских магнетизеров. Настоящие проверенные бойцы, не чета
тем, что лишились работы после неудачи с Пипой. Хадсон беседовал с Графином
Калиостровым и Бессмертником Кощеевым. Графин то и дело подхалимски подпрыгивал
(он надеялся получить через Хадсона и добрую тетю орден Магического Дара первой
степени), Бессмертник же, закованный в латы, важно молчал, скрестив на груди
руки.
У ворот ровными рядами стояли де менты – неотличимые и
безликие, как манекены. Потирая пухлые ручки, Хадсон подошел к Тане и Ягуну.
– Вот мы и встветивись, мивые двузья мои! Как я быв
счаствив, когда меня вазбудиви сегодня ночью и сообщиви эту новость! Я попвосил
не задевживать вас, пока я сам не пвибуду. Мы даже позвовиви вам побыть в одной
камеве с вувником!.. Вевикодушно, не пвавда ли?..
