Полещук повернулся к Сафвату.
— Мне бы помыться, Сафват. Грязный я весь.
— В душ, в душ, мистер Искяндер, — сказала Муна. — Я все там приготовила. — Она мило улыбнулась. — Сафват вас отведет. Оденете его рубашку и штаны, а вашу форму оставите там. Ее постирают.
— Муна, зачем стирать? У меня есть запасной комплект, дай ему! — Сафват подмигнул Полещуку. — Пусть русский лейтенант носит хаки египетского подполковника. Благо мы с ним почти одного роста и комплекции.
Муна кивнула головой, потом вопросительно посмотрела на мужа:
— А грязную овероль
[63]
куда девать?
— Выбросить, — коротко сказал Сафват. — Искяндер, пошли в душ! Пока будешь мыться, стол накроют. Чаю попьем в семейном кругу.
…Через полчаса, получив наслаждение от воды, ароматного мыла и чистой одежды, умудрившись кое-как перебинтовать растянутый голеностоп, Полещук вернулся в комнату. Но там никого уже не было, и он наугад направился в соседнюю, откуда доносились голоса и звуки музыки.
— Наиман! — едва ли не хором все домочадцы поздравили русского гостя с легким паром, а Сафват, взяв его за локоть, подвел к накрытому столу и усадил рядом с собой.
Алкоголя на столе, к своему удивлению, Полещук не обнаружил. Чай, бутылочки с «Кока-Колой», египетские и европейские пирожные, конфеты, фрукты. Сафват понял удивление Полещука, усмехнулся и произнес по-русски: — Потом, не здесь.
Муна налила в чашку Полещука чаю, положила на тарелочку пирожные.
— Мистер Искяндер, может, вы голодны? Может, подать вам чего-то более существенного?
— Нет, спасибо мадам Муна, — ответил Полещук, хотя от голода сосало под ложечкой. Ему было дико неудобно просить, например, мясо с картошкой, когда все пьют чай с пирожными. — Чай — это прекрасно.
За столом главенствовал тесть Сафвата, седой Али-эффенди. Как большинство пожилых египтян он интересовался, главным образом, политикой, задавал Полещуку вопросы о Хрущеве, Брежневе, позиции Советского Союза в ближневосточном конфликте, ругал американцев и израильского премьера Голду Мейер. Свои реплики в разговор вставлял Камиль, от чего Али-эффенди недовольно качал головой, но не перебивал сына. Сафват больше молчал и курил, прихлебывая из чашки чай. Муна в разговор мужчин не вступала. Только внимательно слушала и бросала на Полещука материнские, как ему казалось, взгляды.
Зато Вафа, поначалу похлопав в ладошки в восторге от того, как Полещук говорил на арабском языке, потом заскучала от непонятных для нее разговоров, пару раз перебила старших вопросами русскому гостю о популярной в России музыке, моде, кинофильмах и замолчала, наткнувшись на недовольное лицо деда. А когда в беседе возникла пауза, Вафа сбегала к стереосистеме, сделала арабскую музыку громче и предложила Полещуку потанцевать:
— Ну, Искяндер, пожалуйста, — она взяла русского за руку и потащила из-за стола. — Давайте, танцевать арабский танец. Я вас научу.
Ошарашенный Полещук не знал, что ему делать. Он встал и, хромая, пошел за девушкой.
— Вафа, я не умею. Клянусь Аллахом, не умею. И нога болит. Лучше в другой раз…
— Так, Вафа, оставь Искяндера в покое, — вмешался Сафват. — Ему действительно тяжело сейчас танцевать. Ты что, не понимаешь?
Вафа сделала соответствующую гримасу и сказала:
— Ладно. Но обещайте, что в другой раз потанцуем. Я подружку приглашу, и мы вас научим арабским танцам.
— Дочка, как тебе не стыдно, — подала голос молчавшая Муна. — Он устал, он перенес бомбежку, еле живой остался, а ты пристала со своими танцами.
Мужчины, дымя сигаретами, что-то обсуждали, не вмешиваясь в процесс воспитания, хотя взгляды на Вафу бросали весьма укоризненные…
— Я же тебе говорил, Искяндер, что Вафа еще ребенок, — сказал Сафват, направляясь вместе с Полещуком в свой кабинет под предлогом, что им нужно кое-то обсудить о делах военных. Али-эффенди уже собирался на покой, а Камиль, судя по всему, голоса в семье не имел. Поэтому уход Сафвата и Полещука выглядел естественным. — Это только внешне она — сформировавшаяся девушка…
Личный кабинет Сафвата выглядел, как подумал Полещук, на уровне самых шикарных рабочих кабинетов в мире. Которых он, конечно, в своей жизни не видел. Но представлял именно такими. Дубовые панели, полки с книгами на разных языках, огромный стол темного дерева, удобное кресло, обтянутое кожей. Полещук подошел к полкам, отодвинул цветастую русскую матрешку и вслух прочитал надписи на корешках: «Война и мир», «Преступление и наказание»…
— Сафват, ты это читаешь на русском?
Сафват улыбнулся, подошел к книжным полкам, что-то нажал, раздался мягкий щелчок, и одна из секций дрогнула. Сафват повернул ее и появился довольно вместительный бар, заставленный всевозможными бутылками.
— Как говорится, у нас, богатых, свои причуды, — сказал Сафват и повернулся к Полещуку. — Читаю… Пытался поначалу, когда приехал… Очень трудно, почти ничего не понял… С чего начнем, Искяндер? Лично я предпочитаю виски.
— Но закуски-то ноль, — глянув на Сафвата, ответил Полещук. — Вот коньяк, это можно и так. Шоколад-то хоть есть?
— Обижаешь, азизи. Мы и в Европах, между прочим, бывали. Вот тебе и шоколад, черный из «Гроппи» …
[64]
А я выпью «Джонни Уокер» с содовой. Жаль лед внизу, не хочется спускаться… Обойдемся, а, лейтенант?
— Обойдемся, — согласился Полещук.
Устроились комфортно, разлили напитки по стаканам, каждый свой. Сафват приоткрыл деревянные ставни с жалюзи, с темной улицы дохнуло некоторой прохладой.
— Как себя чувствуешь, Искяндер?
— В целом нормально. Спасибо тебе. Немного в голове шумит, да нога побаливает, когда наступаешь…
— Ну и хорошо. Легко отделался. Давай, выпьем!
После того как выпили, налили и добавили, Сафват, скрутив сигаретку с гашишем («травку» Полещуку предлагать не стал, зная, что все равно тот откажется) и пару раз затянувшись, ударился в свои откровения:
— Самое приятное для меня время после израильского плена, о котором я тебе рассказывал, было на курсах «Выстрел». Представляешь, Искяндер, войны нет, никаких проблем, удивительно вкусная сметана (слово «сметана» он произнес по-русски) и крепкая русская водка…
— Обожди, Сафват, — перебил комбата Полещук. — Ты что, в Солнечногорске учился?
— Ну, да. А что?
— Да я же там школу закончил, а отец мой до сих пор на «Выстреле» преподавателем работает.
— Правда? — удивился Сафват. — Преподавателем чего?
— Тактики и оперативного искусства.
— Надо же, — Сафват провел рукой по голове. — А зовут отца как?
