И Озеров, как когда-то в институте, долго инструктировал Полещука, что и как говорить египетскому офицеру, какие вопросы могут последовать, анализировал варианты ответов на них…
— О нашем разговоре, естественно, никому ни слова, — сказал он напоследок.
— Понимаю, «двойка»! Какие, к черту разговоры на стороне!
— Хорошо, что понимаешь. Ну, поехали! — поднял рюмку Озеров. — За будущее сотрудничество!
Возвращаясь в Насер-сити, Полещук прокручивал в голове разговор с Озеровым и мучительно искал выход из сложной ситуации, в которой невольно оказался. Он представил себе удивленное лицо комбата, когда тот услышит о связях Полещука с некой советской спецслужбой и предложение встретиться с ее представителем. И ему стало тоскливо. Полещук решил позвонить Сафвату, которого действительно давно не видел, но никаких разговоров на тему, предложенную Озеровым, не вести. На кой хрен мне это нужно? — спросил он сам себя. А тем более Сафвату! Стучать на своих!..
…В начале февраля лейтенанта Полещука приказом главного военного советника перевели из пехоты в войска ПВО, в 8-ю дивизию. В радиотехнические роты, дислоцированные в зоне Суэцкого канала, от Порт-Саида до Сохны и южнее, тем же приказом были направлены многие квалифицированные переводчики-арабисты. Никто из них не знал, что случилось, но еще в Каире, в офисе генерала Катушкина, все они почувствовали, что грядут некие серьезные события…
Часть вторая. ГОРЬКОЕ ОЗЕРО
Глава первая
Группа израильских самолетов вчера подвергла атаке египетские позиции в районах Порт-Тауфика и Кибрита (южный сектор Суэцкого канала).
Представитель вооруженных сил ОАР заявил, что во время воздушного боя к северо-западу от Порт-Саида египетские самолеты сбили израильский истребитель-бомбардировщик «Фантом».
(Каир, 9 февраля, ТАСС)
— Ну, и кто твой ротный? — спросил Лякин, ухмыляясь в свои прокуренные пшеничные усы. — Ого! Целый капитан! Агеев, говоришь? Да, старик, опускаешься ты все ниже и ниже…
— Значит, так надо, Серега, — ответил Полещук. — Мы же собой не распоряжаемся. Какая разница — кто и где, капитан или полковник, все равно канал!
Полещук замолчал, глядя на Лякина, разливающего по стаканам разбавленный спирт.
— Давай, Саня! За твое назначение! Надо же — ротный переводчик!
Полещук молча выпил спирт, ткнул вилкой в банку с консервированным тунцом, вытащил кусок, отправил его в рот и сказал:
— Не глумись, Лякин! Ну, тебя на хрен!
— А где рота-то? Сколько до супостата?
— Фаид. Большое Горькое озеро… До евреев всего пять километров по воде…
— Да, — с чувством произнес Лякин. — Не повезло… — Он осушил стакан, поморщился и, не закусывая, стал дымить «Клеопатрой». — Для самолета пять километров — это секунды, а радар — та еще цель… Не повезло… Когда едешь-то?
— Не знаю, Сереж. Жду этого Агеева. Завтра должен прилететь. Значит, дня через три поедем на позицию.
Лякин задумался, потом положил в пепельницу дымящуюся сигарету и взял бутылку с разбавленным спиртом.
— Давай, Щука, еще махнем спиртяги. Дела, похоже, очень хреновые, евреи раздолбили буквально всю ПВО… Мой генерал намекает, что скоро грядут изменения, но не говорит, какие. Только палец ко рту прикладывает, мол, секрет и тайна великая…
— Какая там тайна, Серега! — сказал Полещук, подставляя стакан. — Наладят, наверное, очередной воздушный мост, перебросят из Союза оружие, технику… А евреи «Фантомами» и «Скайхоками» быстро разнесут ее в клочья. И кранты всей этой великой тайне!
— Ладно, Саня, не будем загадывать, — сказал Лякин. — Лучше выпьем. И по бабам! Кстати, как твоя греческая красотка поживает?
— Интересное предложение, — сказал Полещук и потянулся за сигаретами. — Что, деньги на ночной клуб завелись?
— Вовсе не обязательно на найт-клуб тратиться, — буркнул Лякин. — Можно чего-нибудь попроще отыскать. Тачку возьмем, и оста
[88]
привезет, куда надо. Там и снимем шармуту… Или двух, если денег хватит… Ты мне не ответил — где твоя гречанка, Тэта, кажется?
— Откуда я знаю, где эта Тэта? Наверное, в Афинах, лопает грецкие орехи…
Полещук вспомнил Тэту и подумал, что, если он поедет сейчас с Лякиным снимать дешевую проститутку, это будет измена. Гнусная измена ценою в несколько фунтов. Не говоря уже о возможном триппере, или еще чего-нибудь похлеще… Но Тэты сегодня в Каире не было. И потом… Это ее предложение нелегально лететь в Грецию… Очень похоже на работу спецслужб… Едва познакомились и — в постель…
— Серега, мы еще не все выпили? — спросил Полещук, пялясь на пустую бутылку.
— Ну, Щука, ты даешь! Вообще что ли ничего не помнишь? В холодильнике пузырь стоит. Вместе же разбавляли… — И Лякин, дымя сигаретой, направился к холодильнику.
— Слышь, Саня, — сказал он из кухни, громко хлопая дверцей допотопного британского агрегата, — ты, это…
— Чего, Сереж?
— Ну, поосторожней там… В своем Фаиде… У нас хабира одного осколком насмерть…
Лякин появился в проеме двери с бутылкой из-под египетского бренди «Опора».
— Гуляем, Саня! — сказал он и, выдернув пробку, стал разливать спирт по стаканам. — Давай, Щука, за удачу! За то, чтобы выжить в этом дерьмовой войне!
…Минут через сорок, слегка пошатываясь, приятели спустились вниз, поймали такси, и оста повез их на известную улицу египетской столицы, где можно было легко найти женщин легкого поведения, тех самых шармут. Паршивый аптечный спирт возымел свое действие — парней уже ничто не могло остановить: ни, якобы, отслеживающие их особисты, ни «Правила поведения советских граждан за рубежом», ни элементарная осторожность…
Завтра-послезавтра их ждал канал, и они понимали, что оттуда можно не вернуться живыми… Полещук опять вспомнил Тэту, вспомнил, как прекрасно ему было с красивой гречанкой, как она плакала, прощаясь с ним. Он тронул золотой крестик под рубашкой и сказал Лякину:
— Серега, я никуда не хочу. Честно.
— Стэна, я оста! — приказал он таксисту.
Тот затормозил машину и непонимающе повернулся к пассажирам. Полещук выбрался из такси, за ним — Лякин. Полещук похлопал по карманам, вытащил пачку «Клеопатры», закурил.
— Сереж, ей-Богу, не нужны мне эти шармуты! Спать хочу!
— Ты чего, Щука, совсем одурел от спирта? — возмутился Лякин. — Тебя через пару-тройку дней, упаси Аллах, могут шлепнуть на канале, а ты… Не понимаю! Короче, Щука, поехали! Чтоб не обидно потом было!
Он в несколько затяжек прикончил сигарету и направился к машине.
— Давай, Саня, не хрен думать! Один раз живем на этом свете!
