Озеров достал из сейфа план оперативного использования агента «Садык», испещренного пометками Иванова, и надолго погрузился в раздумья. Без прямого контакта с генералом Хамди добрую половину пунктов этого плана можно выбросить «коту под хвост». А контакт, черт побери, оказывается теперь почти в области фантастики! Что же придумать?
Он походил по кабинету, подошел к окну. Во дворе возился старенький египтянин, выполнявший в торгпредстве обязанности садовника и дворника по совместительству. Озеров посмотрел, как тот собирает сбитые градом листья, недовольно качает головой, глядя на недавно ухоженный его руками дворик… Понаблюдав за ним пару минут, он, как бы вспомнив что-то, резко повернулся и направился к шкафу. На свет появились початая бутылка армянского коньяка и фужер. В маленьком холодильнике нашлись порезанный на дольки, немного подсохший, лимон и бутылочка «Спрайта». Озеров запер дверь, плеснул в фужер коньяку, выпил и зажевал долькой лимона. Его взгляд вновь остановился на плане использования агента. «Садык» — Сафват, Сафват — садык… Итак, что мы имеем, кроме этого друга? Ни-че-го! Вот если вытащить Полещука, подумал он, и сделать его переводчиком одного из наших генералов, вхожих в генштаб, то… Нет, это — не вариант, да и время не терпит…
Старший опер резидентуры ГРУ прекрасно понимал, что неудача в поисках достойного источника в руководстве минобороны, ГШ или иной структуры, где крутится информация, интересующая Центр, ставит на карту его карьеру, его будущее благополучие…Ведь скоро получать подполковника, а там — и Союз не за горами… И чертовски не хочется менять Москву на какое-нибудь захолустье!
Озерову, никогда не склонному к употреблению алкоголя (всегда пил только символически по праздникам и по необходимости в ходе встреч с агентурой) вдруг захотелось напиться. Вдрызг, до полной отключки! Он посмотрел на бутылку, налил полфужера, отхлебнул, поморщился и понял, что ничего не получится. По крайней мере, в этом его кабинете торгпредства. Тогда — где?
Раздался стук в дверь. «Минуточку!» — крикнул Озеров, быстро убрал фужер и коньяк в холодильник, и отпер дверь.
— Валерий Геннадьевич, вы машину свою будет брать? — спросила Марина, секретарша торгпреда, с любопытством заглянув в кабинет. — Все уже разъехались и гараж закрывают…
— Скажи, пусть закрывают! — ответил Озеров. — Я сегодня своим ходом. Хочу, Мариночка, прогуляться…
Ладно, — сказала Марина. — Я передам.
Она улыбнулась и поцокала каблучками по коридору.
Озеров проводил взглядом стройную фигуру молодой женщины, закрыл дверь, залпом допил коньяк в фужере, глотнул «Спрайта», бросил в рот дольку лимона и стал собираться. В отличие от большинства чистых сотрудников торгпредства, живших в этом здании на улице Азиза Аббаса, ему было рекомендовано арендовать квартиру в другом месте, подальше от лишних глаз и ушей. Торгпредские коллеги вначале удивлялись этому, а затем то ли стали догадываться о его двойной деятельности, то ли просто привыкли. Тем более, что за пределами Замалека жил не один Озеров… Идти домой не хотелось, и он стал перебирать в уме «злачные» места, в которых бывают «соседи» из конторы Кирпичева…
Но в тот вечер удача Озерову не улыбнулась. Посетив пару питейных заведений, о которых рассказывали его коллеги, он никого там не встретил. Надраться тоже не получилось, и Озеров с головной болью приехал на такси домой. Жена, давно привыкшая не задавать супругу лишних вопросов, только удивленно смотрела, как он молча выпил две таблетки «Алки-Зельтцер», разведя их в стакане воды.
…Борщ был действительно вкусным. Красный и наваристый он напомнил Полещуку редкие в последние годы поездки домой и яства, которыми его потчевала мама, мастерица приготовить чего-нибудь вкусненькое. Борщ, правда, она варила украинский с собственноручно испеченными пампушками.
— Ну, Саша, еще по одной? — спросил Агеев и, не дожидаясь ответа, наполнил до краев стаканчики разбавленным спиртом.
— Сашенька, может, добавить борща? — хлопотала вокруг стола Маруся, невысокая полная женщина с раскрасневшимся лицом, одетая в простенькое ситцевое платье. Ее нельзя было назвать красивой, но миловидные черты немного скуластого лица и добрые лучистые глаза вызывали приятное ощущение покоя и домашнего уюта. Да и холл квартиры Агеевых не смотрелся казенным: занавески, вязанные салфеточки, скатерть на столе и запах домашней готовки… Все резко отличалось от неухоженных холостяцких квартир молодых переводчиков.
— Спасибо, Мария Андреевна! — сказал Полещук. — Очень вкусно, как дома. Сто лет не ел такого борща! Добавочку — обязательно, но чуть позже…
Он взял стаканчик со спиртом и посмотрел на Агеева:
— Ну, Юрий Федорович, за нас! И за удачу!
— Давай! — сказал Агеев, чокнулся с Полещуком и повернулся к жене:
— Да ты присядь, в конце концов! И выпей с нами!
Маруся села на краешек стула, подняла стаканчик, чокнулась с мужчинами, пригубила спирт и замахала рукой:
— Ой, какой крепкий!
— А то, — ухмыльнулся Агеев, залпом выпил и закусил малосольным огурчиком. — Ты, мать, забыла, как мы в Сибири пили… А здесь жарко, вот поэтому-то тяжелее пьется…
— Саша, мне Юра такие ужасные вещи рассказывает про вашу работу там, на канале, — сказала Маруся и в ее глазах появилась тревога. — Бомбят, стреляют… Это правда?
— Да вы меньше его слушайте, — оторвался от борща Полещук и неодобрительно посмотрел на Агеева. — Краски сгущает ваш супруг. Работа как работа. Бывают, конечно, неприятные моменты.
— Война, мать! — сказал Агеев. — А мы с Сашей обязаны достойно выполнять интернациональный долг! — Он расправил плечи. — И выполняем его, несмотря на все тяготы и лишения… — Агеев взял бутылку и стал наполнять стаканчики.
Полещук смотрел на капитана и вспоминал, как тот отрешенно сидел во время бомбежки в углу блиндажа с надвинутой на нос каской, и удивлялся этой метаморфозе. Впрочем, подумал он, Агеев менялся каждый раз по мере удаления от линии фронта: чем ближе становился Каир, тем больше распрямлялись плечи советника командира 6-й роты, развязывался его язык, страх уступал место героической браваде…
— Как это по-арабски, Саша? — поднял Агеев стаканчик. — Ты же меня учил: ялла бина!
— Ялла бина! — подтвердил Полещук. — Поехали!
Маруся с восхищением смотрела на своего мужа.
— Ой! — вскликнула она, увидев пустые тарелки у мужчин. — Еще борща? Я мигом! — Она взяла половник и стала наполнять тарелки.
Выпили еще по одной.
— Да кури здесь! — сказал Агеев, заметив, что Полещук достает из кармана пачку сигарет и оглядывается. — Не стесняйся, мы привыкшие…
— Курите, Саша, курите! — добавила Маруся. — Я сейчас пепельничку принесу. Осталась от прежних жильцов…
Полещук с наслаждением закурил «Клеопатру» и подумал, что не зря он согласился, наконец, пообедать у Агеевых. Где еще угостят таким вкуснейшим борщом? Паршиво, правда, что придется выслушать еще не один рассказ Юры о его подвигах на канале, налетах авиации и прочем. И наблюдать, как при этом расширятся от ужаса глаза Маруси… А может, так и надо? Чтобы она, если случится непоправимое, морально уже была к этому готова…
