Уходили израильтяне и от стычек с советскими летчиками-истребителями из состава дивизии ПВО, прикрывавшими воздушное пространство восточнее Каира, зная, что на почти на всех МиГ-21 летают русские пилоты (египтян в воздухе вычисляли мгновенно!), и, не имея приказа ввязываться с ними в бой. Точнее, им было приказано разворачиваться и покидать воздушное пространство Египта, если в воздухе появлялись русские МиГи. Невидимая «красная черта» между ними продолжала существовать. Но до поры до времени. «Рандеву» советских и израильских пилотов в воздухе было неизбежным, тем более, что и те, и другие страстно этого желали. Асы Хель Авира, искушенные в воздушных боях, хотели убедиться в своем превосходстве над русскими, показать им хрущевскую «кузькину мать», а советские летуны, не имевшие никакого боевого опыта, испытать себя в реальном бою с достойным соперником. Да и 5 тысяч египетских фунтов, обещанных за каждый сбитый самолет, тоже были у многих в уме. Вот и случилось то, что должно было когда-нибудь обязательно случиться.
22 июня пара МиГов с аэродрома подскока Катамия, перехватила израильский «Скайхок» в районе Исмаилии и сбила его двумя ракетами. Русская речь летчиков, перехваченная радиоразведкой, дала основание Моше Даяну предупредить о возможном прекращении ранее им же установленного нейтралитета в 30-километровой зоне в случае повторения инцидента и о неминуемом отмщении Советам. Дебатов в Кнессете по этому поводу уже не было, Израиль вступал в негласную военную конфронтацию с Советским Союзом.
В Вашингтоне заволновались, Белый дом провел срочные консультации. Помощник президента США по национальной безопасности Генри Киссинджер, 47-летний выходец из еврейской религиозной семьи, встретился со своим шефом, президентом Никсоном и, не скрывая своего волнения, сообщил об инциденте в Египте.
— Генри, не понимаю, отчего такая тревога? — удивился Никсон, глядя на руки своего помощника, выдававшие его волнение. — Понимаю — завязли в Индокитае… Полагаешь, сцепимся с Советами на Суэце?!
— Мистер президент, уверяю вас — второго Карибского кризиса не будет, — ответил Киссинджер, поправляя роговую оправу своих очков. — Возможно. Но пора задать жару русским! Это, надеюсь, и сделают израильтяне с нашей помощью. Надо лишь ускорить поставку обещанного им оружия, ну и, разумеется, держать на контроле ситуацию… Советы слишком зарвались: перебросили в Египет войска, а теперь и вовсе вступили в конфликт…
— Генри, будем действовать четко в рамках моего февральского послания Конгрессу…, — Никсон задумался, — которое, помнится, вместе с тобой готовили…Максимально препятствовать расширению влияния Советов в Азии, включая, разумеется, Ближний Восток. А цель, как говорили иезуиты, оправдывает средства…
— Согласен, мистер президент, — кивнул Киссинджер. — Но есть одно но. Наши израильские друзья, как я докладывал вам, уже обладают ядерным оружием, и с большой степенью вероятности могут применить его. В любой момент, если появится реальная угроза существованию Израиля как государства… А такая угроза уже вот-вот станет реальной. Тем более атомные субмарины Советов находятся в Средиземном море…
Президент Никсон встал из-за стола, подошел к высокому окну и посмотрел на идеально зеленую лужайку. Киссинджер тоже встал. Пару минут они молчали. Президент задумчиво поправил оливкового цвета гардину, повернулся к своему помощнику и сказал:
— Вот что я думаю, Генри. Мы не должны допустить, чтобы Израиль применил ядерное оружие. Это однозначно. И не можем делать вид, что не знаем о наличии такого оружия у наших друзей… Голда Меир умный политик, надеюсь, она понимает чреватость резких шагов в этом плане. Надо тактично ей намекнуть…
— Но, мистер президент, — не выдержал Киссинджер, — даже наши тактичные, как вы сказали, намеки насчет ядерного оружия не будут восприниматься всерьез, если мы откажем Израилю в обещанных дополнительных поставках «Фантомов»…
— Ладно, Генри, — сказал Никсон, — я на тебя надеюсь. Согласуй проблему с Конгрессом, там есть противники нашей линии на Ближнем Востоке. Подключи своих людей, они есть, я знаю. А с Москвой я договорюсь… Впрочем, пообщайся для начала с русским послом Добрыниным, прозондируй почву…
Тридцать седьмой президент Соединенных Штатов Ричард Милхауз Никсон пристально посмотрел на своего помощника, вновь акцентировал внимание на его неспокойных руках и подумал, что еврейская солидарность — большая сила, но она же может превалировать над интересами страны… Хотя вряд ли это касается лично Генри, успокоил он себя, слишком искушенный политик… И большой интеллектуал. Но почему он так волнуется? Впрочем, ситуация действительно серьезная: в Индокитае сплошные проблемы — затяжная кампания во Вьетнаме, ввод наших войск в Камбоджу… А тут еще нарастание очередного Суэцкого кризиса.
…Никсон не любил евреев, и даже, будучи вице-президентом, допускал нелестные высказывания в их адрес. Но в Генри Киссинджере, которого он планировал назначить госсекретарем, почти не сомневался. Почти. Потому что от каждого из евреев во власти подспудно ожидал подвоха… Никсон мучительно пытался убедить себя в том, что Генри — другой, ведь работая экспертом при трех президентах, он никогда и никому не давал усомниться в том, что интересы Америки для него превыше всего. Да и тандем с ним уже сложился, а «челночная дипломатия», придуманная им, давала ощутимые результаты…
Генри Киссинджер ослабил тугой узел галстука и сел в машину. Водитель вопросительно посмотрел на него.
— Джонни, как ты относишься к евреям? — спросил Киссинджер, прекрасно понимая, что задавать подобный вопрос Джону, мулату из Бронкса, было совершенно бессмысленным.
— Нормально, — ответил Джонни. — Куда едем, мистер Генри?
— Домой, — сказал Киссинджер. — Чего-то я устал…
Который раз Генри Киссинджер вспоминал предыдущих президентов и невольно сравнивал их со своим нынешним шефом. Да, Ричард нерешителен и скромен, и даже не очень уверен в себе — совсем не похоже на президента! — все это импонирует в личном общении… Но надо отдавать ему должное — интуитивно дальновидный политик, чувствующий ситуацию… В перспективе… Надо будет при помощи Добрынина организовать его встречу с Брежневым, пусть порешают судьбы мира в связи с Ближним Востоком…
Москва отреагировала спокойно, после доклада маршала Гречко генсек Леонид Брежнев зажег сигарету, пыхнул ароматным дымком, посмотрел в упор на министра обороны, хмыкнул и сказал:
— Что ж, Андрей Антонович, поздравляю с первым израильским самолетом, сбитым нашими летчиками! Летчиков наградить! Как, кстати, их фамилии?
— Майор Костенко и капитан Вознесенский.
— Молодцы! Жаль, конечно, что не «Фантом», но, как говорится, лиха беда начало. И до хваленых «Фантомов» доберемся!
— Товарищ генеральный секретарь, — несколько удивленно сказал Гречко. — Получается, мы втягиваемся в войну с Соединенными Штатами?!
— Ну, ты, маршал, загнул! — сказал Брежнев. — Наш ядерный потенциал остановит любого противника, а Никсон завяз во Вьетнаме, полез в Камбоджу и вряд ли теперь напрямую вмешается в Суэцкий конфликт… А наши атомные подводные крейсера в Средиземном море? Это что — детские игрушки? Главное, считаю, не допустить расширения конфликта за пределы Ближнего Востока, а Насеру мы должны помогать. Иначе, какого хрена отправили туда целую дивизию ПВО? На пирамиды смотреть? Нет — воевать! И показать преимущества социалистической системы, в том числе в области создания лучших в мире образцов оружия и боевой техники. — Он задумался, нахмурив густые брови. Потом посмотрел на дымящуюся сигарету. — Вот зараза, врачи запретили, а бросить никак не могу! — Брежнев смачно затянулся и смял в пепельнице окурок. — Да, поговори с нашей разведкой: Ивашутиным и Сахаровским, и сделай выводы. Потом обсудим. Да, и распорядись, чтобы моряки были в боевой готовности к любым неожиданностям. На всякий случай.
