Все это произошло на Яшкиных глазах. Плот его качнуло волной, разошедшейся после взрыва. Тогда штрафник вскочил на ноги и, вскинув гранатомет, выпустил огненную струю. Граната ушла в немецкие окопы. Раздался взрыв, крики убитых и раненых.
И тут по Яшке ударили сразу с нескольких точек. Фрицы совсем остервенели, стреляя из чего попало, будто забыв про другие цели. Над рекой стоял дробный звон металла. Это винтовочные, автоматные пули все плотнее сыпали по защитному щитку гранатомета, за которым пытался укрыться Яков. Поверхность бревен вокруг солдата в момент ощетинилась острыми щепками, вода вокруг булькала и шипела.
Вот пулеметная очередь прошла наискось, прямо поперек плота и щита, прикрывавшего Яшку. Сила удара пуль была настолько сильной, что на щитке осталось несколько глубоких вмятин. Яшка не удержался и шлепнулся плашмя. Тут же в нескольких местах, оставляя на мокрой древесине кровавые брызги, ему прострелило руку и ногу. Яшка упал, выронив трубу из правой руки, но гранатомет лег прямо на него сверху, так, что погнутый, словно изжеванный, щиток продолжал прикрывать штрафника. Тогда Яшка достал из-за пазухи еще одну гранату Собрав последние силы в кулак, он попытался зарядить ею гранатомет. Но для этого ему нужно было снять с себя прикрытие щита. Как только он это сделал, пулеметная очередь впилась в его тело. Она изрешетила Яшку вдоль и поперек Она терзала его, уже погибшего, до тех пор, пока под воздействием ударной силы разрывных пуль разорванное Яшкино тело не бултыхнулось в воду.
XXI
— Убили, гады… убили! — Волна нарастающей ярости прокатилась по траншее аникинского отделения. Тут как раз ползком подтянулся солдат с противотанковым ружьем, ведомый Зайченко. Все-таки Кондрат пошел навстречу. Только было уже поздно.
Аникин выхватил у ничего не понявшего солдата ружье. Тяжелое, основательное, он просунул его, без всяких сошек, под корягу, стволом по земле. Это было ПТРС — надежный механизм для уничтожения танков и дотов врага. С патроном калибром 14-5 миллиметра можно было вскрыть самое надежное фашистское укрытие. С «пэтэрээсом» Андрей был хорошо знаком. Главное здесь было — выставить прицел.
— Заряжено? — только что и спросил Аникин, перепроверив магазин. Все пять крупнокалиберных патронов были на месте. Солдат растерянно кивнул.
— Готовь второй магазин… — приказал Андрей.
До немецких позиций по прямой было около трехсот пятидесяти метров. А дот с пулеметом, из которого сейчас был расстрелян плот с Яшкой, располагался на левом фланге. В его секторе обстрела оказывались все, кому еще удавалось продержаться на реке. Здесь их и добивал пулеметчик.
С допуском плюс-минус до расстрельного дота получалось около четырехсот метров. Припав к прикладу, Андрей несколько секунд выцеливал крошечное черное отверстие в сером квадратике на холмистом подъеме правого берега, совмещая с мушкой прицельную планку на отметке «4». В этой крошечной черноте, как в зрачке, вспыхивали огненные искорки. Это пулеметчик ДОТа кромсал штрафников, мешая их кровь с речной водой.
— Гад… — только произнес Андрей, и тяжелая инерция отдачи качнула его фигуру. ПТРС был надежным, скорострельным ружьем. Крепче сжав ствольную коробку и приклад, Аникин пулю за пулей отправлял на тот берег, в ненавистный ему фашистский зрачок с серым белком. Сначала дот окутало серым, нарастающим облачком пыли. И вдруг далекий хлопок донесся до левого берега. А из дота повалил густой черный дым.
— Смотрите, товарищ командир, смотрите… — обрадованно закричал Зайченко. — Вы его сработали. Фашиста сработали…
— Гад, гад! — как заведенный твердил Аникин, продолжая всаживать в дымящийся дот пулю за пулей. — Это тебе за Трофима… это тебе за Яшку…
Глава 2.
КРОВАВЫЙ БРОД
I
Размашистые взрывы с замедленным грохотом вырастали слева, на пологом противоположном берегу. Мокрый песок и глина сводили всю мощь крупнокалиберных снарядов на нет, словно их проглатывали. Снаряды стали ложиться правее, но все шли вдоль берега и вглубь. Русские уже около часа утюжили позиции «пятисотых» из своих минометов, а артиллеристы только сейчас додумались ответить.
Командир батальона майор Кёниге голос сорвал, пытаясь выйти на связь со своими соседями из артдивизиона. Его отборные ругательства разносились над обрывом, перекрывая рев летящих мин.
Наконец-то чертов артдивизион проснулся. Гаубицы с ходу попыталась накрыть подступы к переправе русских. Возможно, они били по минометным точкам или еще по каким-то только им ведомым целям. Но на переправе уже никого не было, а рев русских мин продолжал рвать воздух.
Но все-таки свое дело гаубицы сделали. Шквал обстрела немного поутих, и траншеи начали оживать. Кто-то принялся отряхивать насыпанную разрывами землю, а кто-то выглянул из траншеи, пытаясь оглядеться вокруг.
Отто присоединился к Вольфу. Тот уже с минуту торчал у кромки траншеи, наблюдая за происходящим. Любопытство, желание быть в курсе всего, было в нем настолько жгучим, что пересиливало даже страх схватить осколок русской мины, ближайший из тех, что в избытке свистели повсюду.
— Смотри, Отто, — нетерпеливо, почему-то шепотом проговорил Вольф. — Они уже двинули…
Плоты и лодки, ощетиненные маленькими черными фигурками, оторвались от изрытой воронками береговой кромки. Теперь их стремительно сносило вдоль русла реки, прямо к обрыву, где окопались «пятисотые».
— Подымайтесь, подымайтесь, мать вашу… — вдоль траншеи пробирался Лотар. Ротный, как заведенный, пинал новичков, раздавал тумаки, дергал за шеи и руки, пытаясь на свой лад привести их в боеспособное состояние. Те только ойкали и кряхтели в ответ. С таким же упорством, на грани безумия, никто из новичков не желал шевелиться. После массированного минометного обстрела русских они словно в ступор попали, растеряли остатки самообладания.
II
Русские сыпали мины на позиции «пятисотого» батальона около часа. Казалось, они хотели сровнять высокий, обрывистый правый берег с линией водной поверхности.
Вольф, несмотря на плотный огонь минометного обстрела, успел разузнать о нескольких раненых в первой роте. Их окоп располагался на склоне обрыва, повернутого к реке. По ним со стороны русских стрелять было намного удобнее. По первой роте «пятисотых» с того берега работали два расчета сорокапяток. Мощность небольшая, но действовали они безотказно. И безнаказанно. Отсюда и потери. Остальные роты помочь ничем не могли. Сидели, вжавшись в дно своих окопов, под непрерывным градом русских мин. Хотя со своими проклятыми минометами они могли достать штрафников где угодно.
Русские усиленно гребли всеми подручными средствами, стараясь преодолеть стремнину. Русло реки делало здесь резкий поворот, и течение чем ближе к середине, тем заметнее ускорялось. Река, грязно-коричневая, вспученная талыми водами, разлившаяся в сторону поймы, во все стороны крутила утлые плавсредства русских в своих мутных водоворотах. И дернуло же их полезть на переправу средь бела дня.
