— Вопросы какие, командир? — произнес вдруг Евменов. Не то чтобы угроза какая звучала в его голосе. Но сам голос, глухой, будто высушенный, доброжелательным назвать было нельзя.
— Вопросов тебе уже достаточно задали, — с долей иронии произнес Аникин. — В особом отделе…
Подобие улыбки скользнуло по лицу Евменова. Похоже, потихонечку десантник стал отходить.
— Тут не до вопросов, — продолжил Андрей. — После того, что шут гороховый тут давеча озвучил.
Он кивнул в сторону брезентового полога, висевшего перед выходом из блиндажа.
— Ты про замполита, что ли, командир? — уточняющее переспросил Евменов. — Пустомеля наш замполит…
— Так-то оно так… — выдохнув, ответил Аникин. — Да только с него как с гуся — днестровская водичка… А нам завтра этой водички хлебнуть придется…
Галдеж тем временем притих. Второй свой круг почета порядком опорожненная «изабелла» совершала в ореоле полушепота. Все невольно прислушивались к разговору командира с Евменовым.
— А по мне, так скорей бы… — вдруг произнес Евменов. Голос его звучал совсем глухо и скулы жгутами скручивались под кожей. — Чтобы скорей добраться до гадов этих… Чтобы давить их… голыми руками рвать их буду… За Саню, за Кирчика, за Стандогло… За ребят…
Томительная тишина повисла над коптящим пламенем гильзы. Бондарь протянул Евменову бутыль.
— На, помяни товарищей… Помянем…
Евменов молча приложился к горлышку и долго-долго пил кроваво-красную влагу. Никто не прерывал и не останавливал его.
— За товарищей… — эхом, на вдохе выговорил он, оторвавшись от горлышка.
— За товарищей… — вразнобой отозвались остальные.
XIV
Содержимое бутыли испарилось в какие-то мгновения. Остался в блиндаже только духмяный отголосок виноградного запаха. Отделение снова притихло. Как будто боялись спугнуть волшебный дух «изабеллы», витавший вокруг коптящего пламени.
— Товарищ сержант, — вдруг произнес Зайченко. — Тяжело там пришлось?…
Его вопрос был обращен к Евменову. Тот не отвечал. Аникин и другие переглянулись. Сейчас пошлет подальше любопытствующего. Или, еще лучше, устроит тут «Замполит. Часть вторая». Однако, к удивлению бойцов, Евменов не сделал ни одно, ни другое.
— Там?… — глухо, но как-то устало, переспросил он. — На войне нету никакого «там», боец… На войне только — здесь. И ты лучше меня это знаешь…
Он помолчал, потом добавил:
— В порту пришлось несладко… Но и вам под Виноградным Садом было не легче…
Несколько голов согласно кивнули.
— Тяжело терять товарищей. А когда всех сразу за какие-то сутки — еще тяжелее… Кирчевский, Саня Курочкин, командир нашей группы, Тимоха, Аркаша Стандогло… Никого из нашей группы не осталось. Я один. За что мне такое везение? Может, я лучше кого-то из них? Не лучше. Лучше Санька? У него семья в Златоусте осталась, жена красавица, двое детишек. Или, может быть, Аркаши? Он один у матери… Грек по национальности, сам родом из Крыма, из Евпатории. Все говорил, что заговоренный, что пуля его не возьмет… Так и случилось… Осколком его убило. По-подлому, в спину. Здоровенный такой… Лопатку раскрошил, до самого сердца дошел.
Евменов достал кисет и припасенный обрывок газетной бумаги и, высыпав на широкую, словно из дуба вытесанную ладонь горстку табаку, принялся готовить самокрутку.
Сизые клубы забористого, до рези в глазах едкого самосада заполнили тесное пространство солдатского укрытия, окончательно поглотив следы винного аромата.
XV
— Группа наша склады удерживала, возле железнодорожной насыпи, — начал Евменов. — Как раз там, где ветка к порту подходила. Лейтенант Ольшанский нам еще до высадки объекты наметил. Его ребята должны были здание администрации занять. Оно в индустриальной зоне располагалось, среди судоремонтных цехов. Группа Салимова — верфи. А наша, под командованием Курочкина, к востоку от верфей высаживалась. К железной дороге должны были прорваться. Мы еще не знали, что немцы на складах портовых оружие хранили. Склады эти, на Каботажном спуске расположенные, и были целью нашей группы.
Ветер поднялся, волны… И все от берега. Вроде лиман, а волнение поднялось такое, точно в открытом море штормило. Никак причалить не могли. Мокрые все, до нитки. Пару раз лодку чуть о пирс не расшибло. Да только если уж приказ поставлен, то хочешь не хочешь, а причалишь. Это Саня Курочкин, значится, прямо с лодки сиганул, да за край пирса зацепился. У нас замерло все . Висит на руках, сапогами карабкается по стене… Мокрая, слизкая… В полной амуниции, ППШ за спиной, а в зубах конец веревки зажат. Заместо трала. Думали — все, оборвется сейчас. А там глубина — фарватерная, несколько метров. И волны. Ничего, вскарабкался. Саня, он ловкий был, «солнышко» на турнике запросто крутил по десять раз. Ну и высадились. Незаметно получилось.
Фашисты про нас — ни сном ни духом. У них по внутреннему периметру, который в сторону города смотрел, посты выставлены были усиленные. А вокруг складов — особо. С пулеметными гнездами. Партизан боялись и подпольщиков. Еще бы, у них там чего только не было: снаряды, и крупнокалиберные, и по мелочи, патроны — под винтовки и карабины, и пулеметные. Несколько ящиков с фаустпатронами, гранаты и наступательные, и лимонки оборонительные. И несколько станковых пулеметов немецких. Новехонькие, упакованы, в маслице, как только что с заводского конвейера. И еще там… В общем, поимели мы запасы фрицевские.
Мы на них, как страшный сон, навалились. У нас договоренность была: постараться занять атакующие позиции до 3.00, по возможности не открывая стрельбы. Три ночи — это было время начала. А если какая группа ввяжется в бой, то остальные все равно должны были трех часов ждать. Это все лейтенант наш разложил нам еще перед высадкой. Так и вышло — фашисты первыми бойцов Ольшанского засекли. Они к Индустриальной улице должны были прорваться. Тут и началось…
Прожектора заметались по всему лиману Бугскому, по территории. Возле строений судоремонтных цехов стрельба, взрывы, немцы носятся туда-сюда, растерянные, орут что-то. Да только мы уже все на местах были. Ну и вдарили им… Вдоль всего Каботажного спуска прошли и в их пулеметчиков уперлись. Курочкин послал меня, Кирчевского и Сандогло один из постов ликвидировать. Они между рельсами и зданием склада расположились. Грамотно все оборудовано. Пулемет станковый на площадке деревянной, на манер помоста. Вокруг и вверх все мешками обложено по полукругу. Точно на гнездо похоже. У них там тоже паника. Двое у пулемета, а третий прожектором вертит в сторону железной дороги города. К стрельбе прислушиваются. Помещения складские со стороны лимана им обзор закрывают. Ну, мы и подобрались к самой ветке. А оттуда до них метров пятнадцать.
Гранатами их решили вначале. Одновременно, на «делай раз», чеки выдергиваем и в пулеметчиков метаем. Моя снаружи мешков упала, а Аркашина и Кирчика — аккурат в самое гнездышко. От них только пух и перья полетели. Ну, и мы следом. Забегаем в гнездо, из автоматов добиваем. А со стороны склада уже выскакивают фашисты — кто в подштанниках, кто без, на ходу из автоматов и винтовок бьют. Кирчик с Аркашей сразу в ответ по ним, поверх мешков. А я, значит, пулемет разворачиваю в их сторону, мешки сталкиваю, чтобы, значит, обзор освободить, и нажимаю. Пошло-поехало косить фашиста фашистскими пулями. Прожектор мы как раз на склад наставили. Свет им глаза слепит, точно глушит их, а тут и очередь пулеметная в самый раз. Ну, и началось в порту. Это, значит, пошли крошить немца по всем направлениям.
