Ну Склеп, какую подлянку со мной выкинула! Когда Гуня вошел
и еще ничего не понял, я хотел отскочить, а она специально у меня на шее
повисла, а потом еще ржала! Она-то Гломова не боится и вообще плюет на него –
вытворяет с ним что хочет. С другой стороны, это ведь Гробыня перетаскивает
Гломова с курса на курс. Шпоры за него пишет, подсказывает. Пока она в школу не
пришла, он только и умел, что на второй год оставаться. А сейчас уже на
четвертом курсе. Вот и пойми этих девчонок!
29 января.
Продолжение кошмара. Все свидания отменились. Даже на
занятия не хожу. Я на осадном положении. Сижу запершись в комнате, а Гломов
барабанит ногами в дверь и кричит, что хочет сделать мне пластическую операцию
носа.
30 января.
Сегодня я неосторожно решился сходить на снятие сглаза (а
что делать: прогуляешь – Зуби запук какой-нибудь напустит) и прямо у дверей
класса угодил в лапы Гломову. Попытался вырваться, но разве у него вырвешься?
Гуня от радости чуть не ополоумел. Хрипит: «Ну все! Только не дергайся! Это
будет больно, но справедливо!»
Я закрыл глаза, чтобы не страшно было. Жду, жду, потом
открываю тихонько один глаз. Смотрю, плывут под ручку Пипа и Гробыня. Обе
воркуют, ну прям лучшие подруги. Гуня весь расплылся, даже кулак опустил.
«Отпусти его, Гуня! – говорит Склепова. – Смотри,
Пипа, Жикин – наша Тибидохская достопримечательность. В него влюблены все, кто
не влюблен в Пуппера. А будь он богат, как Пуппер, и летай на швабре чуть
получше, были бы влюблены совсем все… А ты, Гломов, учти: если ты ему нос
повредишь – история тебе этого не простит, а я тебе на экзаменах помогать не
буду». Гломов меня и отпустил, только коленкой сзади толкнул. Теперь приходится
писать стоя.
А Пипа ничего не сказала, только зыркнула на меня с большим
интересом. Нет, точно приглашу ее на свидание. Я уже решился.
1 февраля.
Ну и ночка! Лоткова назначила свидание в 3 часа у Жутких
Ворот. Ждал ее там с трех до рассвета – играл с циклопами в карты на щелбаны.
Лучше б я этого не делал – весь лоб в шишках, чуть дебилом меня не сделали.
Ворота все время трясутся – то разогреваются чуть не докрасна, а то такой холод
собачий от них идет – окоченеешь. Циклопы говорят, не к добру это, когда хаос
так бушует. Когда такое бывает, что-то обязательно должно случиться. Сколько я
в этой придурочной школе учусь – вечно тут что-то случается.
А утром всплыло ужасное, мерзкое коварство! Оказалось, пока
циклопы выбивали из меня последние мозги, вероломная Лоткова каталась на
пылесосе с Баб-Ягуном! Вот и верь после этого девушкам!.. Все, хватит с меня
Лотковой! Ненавижу тех, кто хитрее меня!
2 февраля.
Ухаживаю за Пенелопой Дурневой. Проулыбался Пипе всю историю
Потусторонних Миров, а уже перед звонком послал ей записочку с приглашением на
свидание. У меня еще осталось штук пять записок из той партии, что я готовил
под копирку. Текст уже есть, осталось вписать только имя и время.
Кстати, Безглазый Ужас был сегодня не в духе. Так взбесился,
что едва не закидал класс своими внутренностями. Никак не пойму, кто тупее: он
сам или его шутки. Скоро небось полнолуние.
Хорошая новость: окончательно помирился с Гуней. Выпили с
ним настойки из корней одолень-травы. Оба расчувствовались. Гуня попросил
называть его Гунием. Он это имя сам себе придумал и страшно им гордится.
Сказал: если кто на тебя полезет – только скажи. На всякий случай настучал Гуне
(тьфу ты, Гунию) на Семь-Пень-Дыра. Этот тип мне никогда не нравился… Ну все,
мне пора! Бегу встречаться с Пипой!..
Жикин отложил перо, подошел к зеркалу и, с удовольствием
разглядывая свое смуглое лицо, принялся репетировать фразу: «Привет, малютка!
Ты сегодня классно выглядишь!» Этой фразой, которую Жора считал безукоризненной
во всех отношениях, он надеялся сразить Пипу наповал.
Записной донжуан Тибидохса не ведал, что в этот момент Пипа,
в свою очередь собиравшаяся на свидание, внезапно ощутила неясное беспокойство.
Ее сердце сладко екнуло. Пипа пошатнулась. Душа облилась медом. В глазах
заплясали купидончики в красных широких подтяжках. И, как ни странно, а девичье
сердце здесь не обманешь, смуглый красавчик Жора не имел к этой пляске
купидончиков никакого отношения. Стоило Пипе закрыть глаза, перед ней сразу
появлялся другой – аккуратный и положительный юный англичанин в плащике, с
добрыми глазами и без единого прыщика.
«Что это со мной? А, я поняла! Пупперчик добрался до моих
ползунков и шаманит с магией вуду. Жаль, я не попросила у него взамен
какой-нибудь плащик или хотя бы старые очочки. Я попросила бы Ритку или Абдуллу,
и мы бы поймали его на встречной магии», – с нежностью подумала Пипа.
* * *
Февраль, февраль… Холодная вьюга закружила Тибидохс, замела
мысли, запуржила сердца. Поклеп Поклепыч свирепствовал и придирался к ученикам
без всякого повода. Домашние задания были такими, что добрая половина перемены
уходила на то, чтобы их просто записать. Для того же, чтобы все сделать, не
хватало часто и ночи.
Помимо заданий, Поклеп велел старшекурсникам заняться
изготовлением тяжелых магических кольчуг. На каждый из тысячи кольчужных узлов
требовалось наговорить около семидесяти основных заклинаний и еще около десятка
добавочных.
Семь-Пень-Дыр, Верка Попугаева и Гуня Гломов приуныли и
просились назад к лопухоидам.
«К лопухоидам нельзя, а вот за Жуткие Ворота в два счета!» –
с нехорошей улыбкой говорил им Поклеп, от которого пахло особым русалочьим
одеколоном – по запаху и по сути – смесью рыбьего жира, ушной серы и коктейля
Молотова.
Даже Шурасик, которого почти невозможно было перегрузить,
негодовал и предлагал переименовать «защиту от духов» в «защиту от Поклеп
Поклепыча». Правда, это не помешало Шурасику, кроме кольчуги, сплести себе еще
магические брюки и магическую кольчужную панамку для теплого времени года.
Когда же Поклеп, усомнившийся в добросовестности Шурасика, вздумал проверить
его, оказалось, что тот наговорил на каждый узел даже не по семьдесят
заклинаний, а по сто двадцать.
Великая Зуби, без памяти влюбленная в своего пробудившегося
красавца, пребывала в странно рассеянном состоянии. Она неопределенно улыбалась
в окно, время от времени забывала тему урока и уже не сглаживала учеников с
прежним рвением. На ее занятиях стали даже появляться прогульщики, чего раньше
быть просто не могло. Зато когда Верка Попугаева сдуру ляпнула, что Готфрид
Бульонский страшный как крокодил, Ягге полдня спасала ее от почти необратимого
запука. Верка же кашляла и отплевывалась, точно давясь чем-то.
– Сама не знаю, как это вышло… Я просто очень захотела,
чтобы девчонка взяла свои слова назад! – виновато говорила Зубодериха.
