С недавних пор у Тани выработалось особое отношение к своему
растущему телу. Тело было чем-то посторонним, враждебным, стремящимся ей
навредить. Это был словно нечистый и неудобный номер в гостинице, который она
временно занимала. Изменялся голос. Ноги и руки росли как-то толчками, одежда
становилась короткой, волосы секлись, так что приходилось мыть голову каждый
день – и тогда Таня только хмыкала, взглянув на себя в зеркало.
Ночью, в лучшее свое, самое творческое время, когда она особенна
склонна была к абстрактным размышлениям, Таня записала в дневнике: «Вот что я
подумала. Бывают люди сногсшибательно красивые, например, Катька Лоткова. Ей
совсем ничего не надо с собой делать. Даже упав с пылесоса, разбив нос и
выпачкавшись в грязи, она осталась бы красивой в глазах у всех. Но таких, как
Катька, мало. Это исключительная редкость, природный дар. Такая красота уже
сама по себе и профессия, и образ мыслей, и цель жизни – и вообще все на свете.
Такой красивый человек никогда не сможет быть просто самим собой, если,
конечно, он не актер или не манекенщик. Он раб своей красоты. Он будет носиться
со своим телом бережно, точно какой-нибудь напыщенный лопухоид, который с
перекошенным от страха лицом, боясь зацепить стену или сесть на покрашенную
скамейку, вечно ходит в парадных белых брюках. Из наших волшебных такая
скотинистая персона Жора Жикин.
Кроме явно красивых, встречаются и явно некрасивые люди.
Хочется написать Попугаева, но мне Верку жалко. Может, я просто как-то
пристрастно к ней отношусь? Со мной такое случается, и тогда я ощущаю себя
порядочной сволочью. Но некрасивую внешность, если она действительно очень
некрасива, постаравшись, можно носить с особым шармом. Можно делать это с таким
достоинством или с такой простотой, что она будет интереснее красоты. Скажем,
Грызиана Припятская страшна, как крокодил. Даже больше. Крокодил рядом с ней
сошел бы за звезду Голливуда. Но все, и я тоже, находят Грызиану очень
эффектной и говорят, что у нее есть свой стиль.
И, наконец, самая большая группа – люди не то чтобы красивые
или некрасивые, но обычные. Иногда они могут казаться красивыми, иногда
некрасивыми. Все зависит от ситуации, от внутренней одухотворенности, мужества,
ума и других человеческих качеств. Мне кажется, эти люди самые счастливые,
потому что могут забыть о своей внешности и жить просто для себя. Все мы, и
Ванька, и Ягун, и Пуппер, и я – принадлежим к этой третьей группе. А вообще,
глупо зацикливаться на мелочах. Недаром Сарданапал как-то говорил, что убить
человека – это принизить и уничтожить его в собственных глазах».
Таня уже задувала магическую лучину, когда сонная Гробыня,
присев на кровати, взглянула на нее.
– Все строчишь, Гроттерша? Философствуешь? Разве тебе
не знакома теория Маргвина? Труд делает из темного мага обезьяну! – зевая,
прокомментировала она.
– В таком случае ты уже перетрудилась, –
парировала Гроттерша.
Склепова фыркнула и вновь уснула. Она вырубалась всегда
моментально и спала всю ночь крепко, как сурок, хотя порой, из кокетства, заливала
своим поклонникам про бессонные ночи, которые она якобы проводит, занимаясь
тайной магией вуду.
Поклонники не спорили. Спорить с Гробыней было бесполезно по
определению. Недаром сама Склепова с гордостью говорила про себя: «А вот я
такая! Осел рядом со мной просто образец сговорчивости!»
* * *
Следующий день начался без особых происшествий, разве что у
доцента Горгоновой во время урока у первогодков сбежало несколько банников и
две кикиморки. Кусающихся кикиморок ловили всей школой. Банники же напустили
тумана и сгинули неизвестно куда, увеличив и без того завышенный процент
негативных вероятностей. Первогодки, по чьей вине сбежала нежить, улюлюкали и
веселились больше всех.
И даже Сарданапал не мог на них рассердиться, хотя и
пытался. А что с них взять? Десять лет есть десять лет. Вчерашние мальчишки и
девчонки из лопухоидов, у которых внезапно для них самих проявились магические
способности и которые, по этой самой причине, никак не могли оставаться в
прежнем своем окружении.
Таня с трудом верила, что она сама когда-то могла быть
такой, как они. Четыре года! Безумно мало для взрослого и целая вечность для
подростка!
На снятии сглаза Таня заметила, что Ванька и Лиза Зализина,
подсевшая к нему, о чем-то долго шептались. Даже Великая Зуби, несмотря на свою
рассеянность и томик любовных сонетов под мышкой, под конец это заметила и едва
не наложила на них немотный сглаз.
«Ну и ладно! Хочет шушукаться со своей Лизкой пусть
шушукается. Продал меня за три пирожка, Иудушка!» – с раздражением подумала
Таня. Ей было так обидно, что хотелось вскочить и выбежать из класса. Она не
сделала это, только чтобы не радовать Гробыню и Пипу.
Каково же было Танино удивление, когда сразу после урока
Лиза быстро ушла, а Ванька отозвал ее и Ягуна в сторону.
– Нужно поговорить. Случилось кое-что важное! –
сказал он.
– Пирожки закончились? – не удержавшись, колко
спросила Таня.
Ванька удивленно посмотрел на нее.
– При чем тут пирожки? Лизе приснился сон!
– О, тогда это действительно важно! – признала
Таня. – Когда мне в следующий раз приснится сон, я созову
пресс-конференцию…
– Юпитер, ты злишься, значит, ты не прав! – сказал
ей Ягун. – Если ты не любишь Зализину, это не значит, что ты не должна
выслушать Ваньку. Думаешь, почему Лиза сама не осталась? Из-за тебя! Если
хочешь, я поговорю с Ванькой сам, а ты иди…
– Ну уж нет, никуда я не пойду. Мне интересно, какие
такие сны снятся Зализиной, что оба моих лучших друга обсуждают их, как две
сплетницы на рынке, – вполголоса произнесла Таня.
Она чувствовала, что и говорит, и делает что-то не то, но
никак не могла остановиться. Она ужасно злилась на всех и, больше других, на
саму себя. Еще и эта зеленка с крылышками на губе! Прыщик давно прошел, а
зеленка осталась. Все было плохо, как-то вкривь и вкось. А тут еще Ванька,
рассказывая, обращался в основном к Ягуну. Ей это было досадно.
– Зализина точно не знает, было ли это сном или
видением. Может, и тем и другим сразу. Сегодня ночью она слышала голос. Кто-то
сказал, что не хочет уходить. Чтобы закрепиться в этом мире, ему нужны три
жертвы… И что тогда произойдет то, чему суждено.
– А кто это был? Кто с ней говорил? – спросил
Ягун.
– Она не поняла.
– Как не поняла? Она же видела его или нет? –
допытывалась Таня.
