Она попыталась перевернуть Валялкина, но сумела сделать это
только с помощью Ягуна. Ванька кусал снег. Снег окрашивался красным. При
падении Ванька сильно ободрал щеку. Его левая рука была неестественно
вывернута. Таня не решалась даже дотронуться до нее, боясь, что Ваньке будет от
этого еще больнее.
– И везет же мне: снова магпункт! Тогда черномагическое
родео, теперь вот это… – с трудом выговорил Ванька.
К ним уже спешили Ягге и Соловей, но пока они были еще
далеко. Тренер прихрамывал, да и Ягге была уже не в тех годах, когда
соревнуются в беге со страусами. За Ягге и Соловьем семенили джинны с
носилками. Их плоские бесформенные лица были отрешенно-безмятежными. Видно
было, что джиннам фиолетово, сломал ли себе Ванька руку или шею. Если бы не
перстень Повелителя джиннов, дни и ночи пребывавший на пальце у Сарданапала и
заставлявший джиннов повиноваться, они давно бы уже смотались в пустыню
устраивать песчаные бури либо залегли бы в кувшинах на океанское дно.
Поняв, что сейчас его унесут в магпункт и разлучат с Таней,
Ванька протянул здоровую руку и стиснул ей запястье. Кажется, больше всего в
эту минуту он боялся расстаться с ней. Держать, держать ее за руку и никогда не
отпускать. До последнего момента, до последнего вздоха.
– Как ты? Цела? – выдохнул он.
– Да, да! Как же ты так? – спросила Таня.
Ванька еще раз укусил снег.
– Я подстраховал тебя не совсем удачно… Слишком высокая
скорость. Пылесосы столкнулись. Кто-нибудь из нас… ты или я… должен был… упасть
вниз… Тогда бы другой упал на него и смягчил бы удар… Я подумал, лучше, если
это буду я… – пояснил он.
– Молчи! Ты с ума сошел! Зачем? – крикнула Таня.
Валялкин через силу улыбнулся. Он словно читал ее мысли.
– Если я умру, будь счастлива с Пуппером! Слышишь, я
так хочу! – сказал он.
– Но-но, не очень-то расшвыривайся! Таньки на дороге не
валяются! – рассердился Ягун. – От перелома руки никто еще не умирал!
И вообще, для умирающего ты говоришь слишком длинные предложения.
– Ягун, отойди! Ванька, да не нужен мне никакой Пуппер!
Как ты этого не понимаешь, дурак? – плача, крикнула Таня.
Не отпуская ее руки, Ванька погладил Таню большим пальцем по
тыльной стороне ладони. Это было обычное для него проявление сдержанной
нежности.
– Нет, не надо перечеркивать жизнь… Пуппер тоже любит
тебя. Он лучше меня. Он знаменитый, красивый, богатый… С ним тебе будет
надежно! – сказал он.
– Замолчи! Я его сглажу, этого
Пупсера-Чупсера!.. – возмутилась Таня. – Разве ты не обиделся на
меня, когда я притворялась, что не люблю тебя? И вчера, когда я устроила тебе
эту сцену?
– Обиделся, да… Но все равно… не мог… забыть… Днем я
старался не обращать на тебя внимание, а вечером все равно думал только о тебе…
– отрывисто сказал Ванька, закусывая губу.
Таня оглянулась на Ягуна. Кашлянув, внук Ягге деликатно
удалился. Его окружили подбежавшие младшекурсники и члены сборной команды
Тибидохса, не решавшиеся подойти к Тане и Ваньке.
– Как он? – спросила Катя Лоткова, взволнованно
заглядывая Ягуну в лицо.
Баб-Ягун скорбно посмотрел на нее. Потом взял за рукав и
важно отвел в сторону.
– Совсем плох. Умирает. Уже бредит, – отрывисто
сказал он.
– Бредит? – испугалась Катя.
– Да. Любовный бред – самая тяжелая форма
шизофренического бреда. В отличие от всех остальных форм бреда он
неизлечим, – серьезно пояснил Ягун.
– А ты сам часом не шизофреник? – подозрительно
спросила Лоткова. Она уже начинала смутно догадываться, что ее водят за нос.
– А как же! Шизофреник, разумеется, – с
готовностью подтвердил Ягун. – Проблески у меня бывают только по пятницам,
начиная с девяти часов вечера. Кстати, что ты делаешь в ближайшую пятницу?
Смотаемся куда-нибудь?
Катя фыркнула и отошла.
Ягге вместе с запыхавшимся Соловьем наконец подбежали к
Ваньке.
– Ну, Гроттер! Ну, Танька! Ну, Валялкин! – сипло
выдохнул тренер.
Больше он ничего не смог выговорить.
Зато Ягге достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что
произошло.
– Поднимайте его и несите в магпункт. Здесь я смотреть
не буду… Руку зафиксировать в одном положении! И укутайте его во что-нибудь!
Разве не видно, что у него озноб? – строго велела она джиннам. Ваньке же
она сказала: – Терпи, жених! Если ничего больше не сломано, скоро будешь на
ногах. Для постоянных клиентов у меня костеростки двойного размера плюс нагоняи
бесплатно.
Когда Ванька был уже на носилках, Ягге требовательно
оглянулась на Таню:
– Стоп! И ее тоже в магпункт! Почему она на ногах? А
если у нее внутреннее кровоизлияние?
Джинны двинулись было к Тане, заходя с двух сторон.
– НЕТ! – крикнула малютка Гроттер. – Я не
хочу! Я буду с ним! Не подходите!
Верно уловив в ее голосе отчаянную нотку и заметив
проскочившую по кольцу красную молнию, Ягге сделала джиннам знак.
– Хорошо, барышня, можешь не ложиться на носилки и идти
рядом со своим Ванькой, – терпеливо сказала она. – Но имей в виду, в
магпункте тебе все равно придется его оставить. Я разберусь с его рукой и
займусь твоими ушибами и ожогом. Только не говори, что их нет. В этом случае я
решу, что ты ударилась головой, и буду настаивать на обязательной
госпитализации…
Так они и шли до самого Тибидохса. Ягге с Соловьем,
безразличные ко всему джинны и Таня, которая шла рядом с носилками, держа
Ваньку за руку. За ними на некотором отдалении длинной процессией тянулись
младшекурсники и сборная Тибидохса.
Неожиданно кто-то дотронулся до обожженного локтя Тани. Едва
не взвыв от боли, она повернулась. Рядом, с восторгом глядя на нее и даже
приподнявшись на цыпочки, чтобы лучше видеть, замерла девочка с белой косичкой.
Та самая, что лезла с вопросами к Гуне.
– Я Маша Феклищева, – тонким голоском сказала
она. – Я очень хочу быть похожей на вас! Весь наш курс восхищается вами!
Таня мельком посмотрела на нее и кивнула. Ей все вдруг стало
безразлично. Все, кроме одного. Она шла рядом с Ванькой и бережно держала его
за руку.
Увязая в сугробах, джинны трясли носилки. Ванька стискивал
зубы, чтобы не закричать от боли.
– Мы не расстанемся, никогда… Теперь уже никогда… Все,
что было, все прошло, все закончилось… – шептала Таня, точно баюкая его.
* * *
