Рюкзак у Тани были хипповый, размером скорее с большой
кошелек, и учебники помещались в него исключительно благодаря пятому измерению.
Это был подарок Ягге на день рождения. Правда, учебникам рюкзак не нравился.
Возможно, оттого, что не так давно Ягун интереса ради засунул туда средних
размеров кикиморку. Засунуть-то он ее засунул, а вот обратно она так и не
вышла, затерявшись где-то в лабиринтах пятого измерения.
– Так что же Пуппер? Люблю я его или нет? – снова
спросила у себя Таня.
Она представила себе Гурика, от шрама и до метлы
включительно, но не испытала к нему ничего особенного. Потом для сравнения
представила себе Ваньку и тоже ничего не почувствовала.
«Это, наверное, потому, что спросонья. В семь часов утра
влюбляются только маньяки… Правда, сейчас уже девять, но это почти одно и то
же», – зевая, подумала она.
* * *
В коридоре перед аудиторией угрюмо стояли Шурасик и Гуня
Гломов. Зажав Шурасика в угол, Гуня сосредоточенно откручивал у него пуговицу.
Шурасик же, вытащив блокнотик, быстро просматривал страничку, озаглавленную
«Самооборона магическая».
– Чего вы тут? – спросила Таня.
Гломов повернулся к ней.
– За болтовню выставили, – неохотно сказал он.
– Неужели вы болтали? – удивилась Таня. Насколько
она знала, Шурасик и Гуня никогда не были друзьями.
– Да не, стану я с ним трепаться. Я просто назвал его
болваном, – неохотно ответил Гуня.
– А я пояснил, что это утверждение не соответствует
действительности! В свою очередь, Гуня, я надеюсь, что ты не станешь одним из
тех, к кому приемлем термин «дегенерат», – охотно пояснил Шурасик.
– Понятно! Ну не буду мешать. Продолжайте! –
сказала Таня.
Она была удивлена. Сарданапал обычно отличался ангельским
терпением. На его уроках некоторые даже по потолку ходили, используя «мушиное»
заклинание «Дихлофосус забодаллус». Сегодня же академик явно был сильно не в
духе, раз выгнал из аудитории даже послушняшку Шурасика.
Постучав, Таня заглянула в класс, и все сразу стало на свои
места. Сарданапал сидел за столом и что-то быстро писал орлиным пером, изредка
поднимая глаза на класс. Его шаловливые усы упрямо лезли в чернильницу и,
обмакнув в нее кончики, тянулись к бумаге. Похоже, что и их обуяло вдохновение.
Разница же между академиком и его усами была в том, что Сарданапал наверняка
записывал что-то важное, усы же просто, графоманя, пачкали страницы.
Теоретическую магию же, что само по себе было необычно,
вела… да-да… доцент Горгонова.
– Садитесь, Гроттер! – строго обратилась она к
Тане. – Не сомневаюсь, что вас задержали важные дела, о которых вы еще
расскажете нам после урока… Пока же мы говорим о магии и ее истоках. Тузиков,
вы больше всех вертитесь! Вероятно, вы могли бы вести урок вместо меня… Что
такое магия?
Тузиков встал, переминаясь с ноги на ногу. Пользуясь тем,
что внимание переключилось на него, Таня скользнула на свое место.
– Ну… магия – это когда пускаешь искру и чего-нибудь
говоришь, вроде дрыгус-брыгус, – буркнул Кузя.
– Ответ, достойный клинического идиота!.. Тузиков, я,
конечно, догадывалась, что вы не гений, но не подозревала, что до такой
степени. Вы что, с дуба рухнули или вас вашим веником поколотили? – едко
спросила Медузия.
Тузиков покраснел.
– Садитесь, Кузя… А вы, Семь-Пень-Дыр, сами виноваты.
Боюсь, вам так и придется сидеть до конца урока, каждые семь с половиной секунд
прикусывая себе язык. Я предупреждала, что не потерплю смеха. Не думаю, что
Великая Зуби научила вас отводу, мой сглаз довольно редкий. Смеяться над
товарищем стыдно, тем более что вы и сам далеко не Бенвенуто Челлини…
Медузия оглянулась на Сарданапала, немного ошеломленного
мерами, которыми она наводила порядок. Оправившись, академик строго дернул себя
за правый ус и снова углубился в свои записи. Многие, похоже, были удивлены,
почему глава Тибидохса работает в классе, а не у себя в кабинете.
– Магия – это вера, одна из множества ее форм, хотя
далеко не самая совершенная. Вера в возможность совершения того, что не может
свершиться, если исходить из так называемого здравого смысла, – продолжала
Медузия. – Вера – это то, что стараются отнять или уже отняли у
лопухоидов. И что в какой-то мере сохранилось у нас, магов. По сути, все, что
надо сделать, чтобы уничтожить человека, это отнять у него веру. То, что
останется, будет ходить, дышать, говорить, будет делать все то, что делают
живые люди, но это будет лишь иллюзия жизни. Разумеется, в тысячу раз мудрее
те, кто, имея веру, не превращает ее в магию и отказывается от использования
силы, довольствуясь лишь ее осознанием. Однако речь сейчас не о них… Речь о
том, что среди нас, в этом классе, есть изменник или глупец… Или то, или другое
в одном лице. Есть тот, кто совершил бессмысленный и вредный поступок и снова
призвал в Тибидохс сильного древнего бога, который сейчас не дает покоя всем
нам. Теперь мы с Сарданапалом знаем это точно… Что же, никто не хочет
сознаться?
Класс загудел как улей. Академик быстро поднял голову. Перо
замерло у него в руке. Таня поняла, что он для того отказался сегодня от чтения
лекции, чтобы иметь возможность наблюдать.
– Да, – строго продолжала Медузия. – Нам
удалось выяснить, что один из вас произнес заклинание. Мы даже догадываемся,
какой именно бог был вызван. Не буду сейчас называть его имени – ни
замещающего, ни истинного. Не буду устраивать допрос, ибо боюсь, что трусость в
очередной раз восторжествует. Но подумайте вот о чем… Этот бог беспощаден и
жесток. Он не знает снисхождения и никогда не отказывается от своих замыслов.
Замыслы эти очень просты: хаос, власть и смерть, хотя пути, которые ведут к их
воплощению, порой очень извилисты. Сейчас еще зима. Силы, в том числе
магические, ослаблены, пребывают в определенной спячке. Но вот-вот начнется
весна – все пробудется и вот тогда-то этот древний бог, питающийся нашей магией
и верой, станет гораздо опаснее, гораздо агрессивнее. Через множество лазеек,
которые он с легкостью пробивает в магической защите, он каждую ночь будет
проникать на Буян и всякий раз выбирать новую жертву, присоединяя ее силу к
своей. И никто – ни вы, ни я, ни самый безобидный младшекурсник из последнего
набора, случайно обнаруживший способность понимать птичьи голоса или ожививший
сухой цветок, не будет в безопасности… У него отберут его дар, а возможно, и
жизнь, ибо никто не знает, что на уме у спятившего бога…
Глаза Медузии заблестели. Сарданапал резко встал.
