– Меди! – прервал ее Сарданапал. – Я думаю,
пока достаточно. Я продолжу лекцию… Напомню, наша сегодняшняя тема: «Лысая
Гора. Органы магического самоуправления и их роль в формировании магического
сообщества». Как вы поняли уже из названия, речь сегодня пойдет о таком явлении
магической жизни, как…
Класс петлей захватила скука. Единственным, у кого хватило
бы терпения записывать и получать при этом удовольствие, был Шурасик, да и тот
теперь изнывал в коридоре.
* * *
Размышляя о том, что сказала Медузия, Таня машинально
записывала лекцию.
На ближайшей к Тане парте в соседнем от нее ряду сидела
Верка Попугаева и писала, то и дело уныло касаясь длинным носом края гусиного
пера. Потянувшись к чернильнице, Верка случайно столкнула тетрадь локтем. Из
тетради выпорхнул календарик, вложенный между страниц, и перелетел к Таниным
ногам.
Таня наклонилась, поднимая его.
Как она и думала, это был самый обычный оживающий календарик
с Пуппером, один из сотен тысяч календариков, которые штамповало издательство
на Лысой Горе. Изображенный на календарике Пуппер по врожденной скромности
пытался сбежать, чтобы не привлекать к себе внимания, но его удерживали цепи.
На этот раз цепи были совсем малозаметными. Их запросто можно было принять за
украшение или за причудливый орнамент.
Напечатанный Гурик благородно стоял, опираясь о метлу, и
грустно смотрел на Таню своими выразительными темными глазами.
Таня хотела вернуть календарик Попугаевой, но внезапно
сердце у нее сжалось и словно сорвалось куда-то с большой высоты, разлетевшись
вдребезги. Прежде чем Таня осознала, что она делает, она поднесла руку к губам
и осыпала глянцевую бумагу поцелуями.
Изумленный Гурий, никак не ожидавший от Тани такого пыла,
уронил метлу и грузно осел, повиснув на цепях. Это вызвало у Тани новый приступ
нежности, и она опять принялась целовать бумажного Пуппера во что придется.
Боясь размокнуть от слез и поцелуев, несчастный Гурик прятался за метлу. Он не
хотел уже никакой любви и явно вслед за своим хозяином собирался в магвостырь.
«Что со мной? Неужели я его люблю? Чумиха побери эту Цирцею!
Что она со мной сделала? В следующий раз буду купидонов из двустволки разносить!»
– в ужасе думала Таня Гроттер, которую продолжали захлестывать волны нежности.
Верка Попугаева, хватившаяся календарика, повернула голову и
изумленно уставилась на Таню. Потом торопливо ткнула пальцем в спину сидевшей
впереди Ритке Шито-Крыто. Теперь уже обе великовозрастные дылды, бросив
записывать лекцию, проницательно смотрели на Таню Гроттер.
Таня поняла, что еще минута – и она оскандалится на весь
класс. Это заставило ее образумиться. Ощущая все такое же дикое сердцебиение и
немыслимую нежность, она сунула календарик Попугаевой и, крикнув: «Можно
выйти?», не дожидаясь ответа Сарданапала, выскочила из класса. Академик
замолчал и удивленно посмотрел ей вслед. Медузия подняла брови.
Но Тане было уже не до того, что о ней подумают. Она
торопливо закрыла за собой дверь. Похоже, Шурасик набрался-таки храбрости и
применил заклинание самообороны. Теперь Гломов, точно наполненный газом шар,
болтался в воздухе, а торжествующий Шурасик буксировал его за ворот, как
военный аэростат.
Шурасик горделиво посмотрел на Таню и обратился к ней, но
Таня Гроттер не оценила его триумфа. Она летела по коридору, ничего не замечая
вокруг. Ее переполняла любовь к Пупперу, от которой внутри у нее все пело.
Взявшись неведомо откуда, вокруг нее, всплескивая золотистыми крылышками,
воробьиной стайкой приплясывали в воздухе пухлые белокурые купидончики. Их было
много – не меньше десятка – и все они осыпали Таню своими стрелами, усиливая и
без того нестерпимое чувство. Многих Таня знала – они не раз трескали ее
печенье и набивали карманы сахаром.
– Эй вы! Это все из-за вас, поганцы! Из-за вас я
влюбилась! Из-за вас и этой вашей Цирцейки! – кричала на них Таня, но
купидончики только смеялись и, увертываясь, взмывали к сводчатым потолкам. От
их крыльев разбрызгивались обжигающие и веселые золотые искры.
Промчавшись по этажу, Таня, задыхаясь, сбежала по лестнице
и, не разбирая дороги, понеслась в глубь Тибидохса. Долго, очень долго она
бежала, словно стремилась унестись от самой себя. Мелькали галереи и переходы,
бросались под ноги ступени. Она опомнилась, лишь оказавшись совсем уж в
медвежьем углу Тибидохса и уткнувшись в глухую стену.
Таня огляделась. Смеющиеся младенцы-купидончики давно
исчезли, только сердце ныло от их стрел и в висках покалывало что-то невесомое,
весеннее, вздорное. Многое, прежде важное, внезапно потускнело и отступило на
второй план. Говоря в духе Гробыни, все, кроме любви, стало Тане вдруг
безразлично. Теперь она отлично понимала Пипу, которая до сих пор прятала под
подушкой фотографию Гэ Пэ.
«Неужели моя любовь к Ваньке не была настоящей, раз я люблю
Пуппера? Или просто магия вуду сильнее, чем настоящее чувство?» – страдая,
думала Таня.
В глубине души она ощущала, что то, что испытывает сейчас к
Пупперу, – это не любовь, а наваждение, вызванное запрещенной магией мадам
Цирцеи. Страсть, но никак не настоящая любовь. Да только вся беда в том, что
эта страсть испепеляла ее. Как человек с занозой в ноге может думать только о
занозе, так и Таня могла думать только о Пуппере, будь он трижды неладен!
«Здравствуйте, майн либен фройляйн Гроттер!
До скорой встреч на вашей свадьбе. Бай-бай!!» – прыгали у
нее в глазах буквы с визитной карточки мадам Цирцеи.
Таня с ужасом представляла, как сегодня посмотрит в глаза
Ваньке. А ведь он ждет ее после занятий в магпункте и, если она не придет,
сойдет с ума от беспокойства.
– Что, что мне делать? – спрашивала себя Таня.
Ей хотелось кинуться к себе в комнату, вскочить на контрабас
и через океан мчаться к Пупперу. «Гурий, не надо уходить в магвостырь! Я тоже
тебя люблю!» – скажет она. И горе его тетям, если они встанут у нее на пути!
Внезапно стена справа от Тани стала зыбкой. Сквозь нее
просочилась Недолеченная Дама.
– О, шарман! Какая неожиданная встреча! Какими ветрами
в наших закоулках? Совершаем променад? – томно спросила она, поправляя
шляпку.
В другое время Таня не стала бы долго с ней разговаривать,
вспомнив старое, четырехлетней давности предупреждение Сарданапала, что на
вопросы Недолеченной Дамы лучше не отвечать и секретов ей лучше не открывать,
но теперь благоразумие было забыто.
Даже у сильных девушек случаются минуты слабости. Сердце,
размягченное магией вуду и утыканное стрелами купидонов, ныло. Через пять минут
Недолеченная Дама знала уже все или даже чуть больше, чем все.
