Папашка и мамашка страшно радуются, что я завязала с магией.
Я им наврала, что сама ушла из Тибидохса. Он меня, мол, забодал, знания
скудные, вы все придурки и все такое. В общем, они устроили меня в лопухоидную
школу. Даже не в школу, а в колледж экономики и права. Раньше там на швей
учили, а теперь он малость перепрофилировался. Когда закончу, смогу быть кем-то
там, я еще не врубилась кем. Ну и учеба у лопухоидов! Писанины навалом, искр ни
зеленых, ни красных, а дым только, когда эти клуши (в смысле, швеи-правоведки)
начинают курить в форточку.
А да… вчера звонил Шейх Спиря Эль Алям. Этот жук как-то
разнюхал мой лопухоидный номер телефона. Шейх Спиря Эль Алям – это у него имя
такое полное! Я с ним совсем замучилась! Он только позвонит, сразу права
начинает качать.
Эта вонючка не понимает моих извращений оригинальности! Ему,
видите ли, не нравятся мои письма! Они очень короткие! И вообще будто бы не я
их пишу, а перо-самописка! Теперь я удовлетворю одну из его главных
потребностей, я напишу ему письмо на простыне фломастером. И нарочно напишу
мелко-мелко!
Да, Гроттерша, тренировки-то продолжаются? Кого в команду
вместо меня взяли? Хорошо он (она, оно) играет или не очень?.. По правде, я
ведь была жуткая трусиха, все время боялась, что меня дракон сожрет или нос мне
сломают, так что толку от меня было мало. И с какой радости только Соловей меня
держал в команде, никак не пойму? Мне Ритка как-то брякнула, что, может, он
потому меня терпит, что на мои юбочки судьи отвлекаются и Бессмертник Кощеев
меньше придирается, когда я на поле…
Эти старикашки, между нами, жутко на этих делах сдвинутые.
Вспомни хоть Набока, которого нимфетки боятся… Меня тут недавно пригласил урод
один в ресторан. Машина «мерс». Для лопухоида круто, но после летающего
пылесоса просто убожество… Сидишь на кожаном диване, а на тебя теплый воздух из
кондиционера дует. Потом выходишь из машины, принимаешься чихать и сопли на
кулак наматывать. Вот и все свинячьи радости…
Ну пошла я с ним в ресторан, сожрала там все, что смогла, а
он как начнет мне в бокал подливать и всякие слова говорить: то-се, девушка, я
научу вас чувствам, сядьте ближе, тыры-пыры! Я ему: «Спасибо! Мне пора!», а он
в колено вцепился, как твой Пуппер. Красный весь, жирный, сопит. «Ты дурочка,
что ли? Зачем тогда вообще в ресторан пошла? Я в тебя даром витамины всовывал?
Теперь ты у меня в долгу и все такое!»
Влипла, думаю, блин, магии-то у меня нету больше! Кольцо не
сработает! Пришлось орать на весь ресторан: «Мой дедушка сошел с ума!»,
«Поганые старикашки пристают! Мне еще нет четырнадцати!» и «Извращенцы из
тюрьмы сбежали!» Он вскочил, стал меня за руки хватать, а я еще громче: «Есть
тут настоящие мужчины? Дайте этому мухомору в лоб! Он машины чужие угоняет!» И
что ты думаешь, отстал как миленький, когда на него все уставились! Выскочил из
ресторана пробкой. Правда, мне потом через кухню пришлось выходить, чтоб он
меня не выследил.
Ну все, Гроттерша, одну страницу я тебе накатала, хватит с
тебя счастья… Теперь буду катать простыню Шейху Спире. Напишу ему, что подожгу
все его нефтяные вышки, если он не отвянет. Хочет русскую жену – отлично. Пусть
тогда где угодно раздобудет для меня магию или катится в Андорру собирать
помидоры…
Пипенции привет! Спроси, как у нее с Жикиным, он ее не
достал? Если будет хамить или делать свою рожу морды чемоданчиком, пускай
назначит ему пару свиданий и не придет. Жорик тогда сразу шелковый сделается.
Твоя Гробулька».
Хотя письмо и было написано в привычном склеповском духе,
Тане оно понравилось. В качестве соседки по комнате Гробыня была невыносима, но
Таня успела по-своему привязаться к ее шуточкам. Во всяком случае, с Гробыней
Таня Гроттер все время оставалась в форме. К тому же – и этого у нее не отнять
– Гробыня придерживалась своего собственного стиля. Надутая Пипа, превратившая
комнату в гардероб, нравилась Тане куда меньше.
И еще одно не могло не броситься Тане в глаза. Обладая
острым внутренним зрением, она способна была видеть суть каждого человека, не
слова даже, а то, что стоит за ними. Теперь она ощущала, что Гробыня скучает по
Тибидохсу и что эта тоска постепенно делает ее глубже.
– Ну чего там? Для меня ничего нет? – спросила
Пипа.
– Гробулька советует тебе бортануть Жикина. Хотя бы на
пару свиданий. Это его шелковым сделает, – сказала Таня.
– М-м-м… Она так думает? Не, навряд ли… – протянула
Пипа. – Для долгого динамо у него Лоткова. Представляешь, каким
самовлюбленным индюком надо быть, чтобы этого не просечь? Хотя можно с Катькой
договориться, она Жорику в полночь где-нибудь на крыше назначит, а я в час в
подвале. Обе опоздаем, и будем его по зудильнику дергать – с крыши в подвал и
обратно. Пускай побегает. Устроим ему гормональную физкультуру. Как думаешь,
сработает?
– Должно сработать, – сказала Таня.
Она невольно подумала о Пуппере. Может, она своим упрямством
делала то же самое? Устраивала Гурику гормональную физкультуру, ставя
англичанина в положение, когда он не мог получить то, чего хотел? Да, скорее
всего, так оно и было. Ответь она Пупперу взаимностью, он разлюбил бы ее за три
месяца и ушел бы к какой-нибудь англичанке из своего фэн-клуба. Еще через три
месяца – от англичанки к француженке, от француженки – к китаянке, и так бы и
бродил до полного истощения драконбольного таланта. А потом попал бы под
крылышко к своей тете, и она, подправив его ослабленное здоровье магической
микстуркой, подыскала бы Гурию подходящую спутницу жизни из тех, что играют на
рояле, вышивают крестиком, готовят вполне съедобный суп из поганок и не забывают
благодарить тетю за доставленное счастье.
* * *
После уроков, когда выдалась свободная минутка, Таня зашла к
Ваньке. Валялкин лежал поверх одеяла в синей байковой пижаме, из-под которой
выглядывала до боли знакомая майка, почти обесцветившаяся от множества
стиральных заклинаний.
Ягге, находившаяся во вполне приличном для ее лет
настроении, шептала на отвар девясила. Ягун вертелся поблизости и развлекал
Ваньку.
– Поднимите ноги через сторону вниз! Разведите голову
шире плеч! Глубоко дышите жабрами! – восклицал он, передразнивая
лопухоидную утреннюю зарядку.
Хохоча вместе с Ягуном, Ванька пытался следовать его нелепым
командам, поднимая ноги и вертя головой. Увидев Таню, оба – и Ягун, и Ванька –
перестали смеяться и мигом стали серьезными.
«Ну вот, только настроение им испортила! Неужели у меня
такой тухлый вид? И вообще, если Ванька меня любит и страдает, то с какой
радости он сейчас ржал как скакун Буденного?» – раздраженно подумала Таня.
– Как тебе мое здоровое обаяние шизофрении?
Впечатляет? – поинтересовался Ягун.
– Впечатляет. Ты на тренировку-то идешь? –
спросила Таня, бережно опуская на пустую кровать футляр с контрабасом.
