– Он совсем не изменился. Такой же, как в день, когда
наши дорожки пересеклись, – пробормотал он.
– Вот уж кто прихлопнет и не заметит! С ним рядом
греческий Геракл как-то сразу перестает впечатлять! Тем не менее он явно хочет
помериться с Ильей силой. Гермес немедленно вклинивается между ними и, мягко
обняв Геракла за талию, деликатно отлетает вместе с ним в сторонку… Очень
дальновидно! Если бы дело дошло до драки, на дальнейших подвигах Геракла была
бы поставлена жирная точка. Что он такое, в сущности, в сравнении с нашим
Илюшей, природным силачом из муромской деревеньки? Ну одолел Геракл нескольких
зверушек, которых теперь точно занесли бы в Красную книгу ввиду их
малочисленности… Вот только лететь на щите, должно быть, не очень удобно.
Маневренность не та, хотя Муромец и неплохо справляется.
– Смотри-ка! – пробурчал Демьян Горьянов. –
Теперь Ягун и на Геракла наехал! Совсем перегрелся парнишка… Только странно
как-то. По-моему, Геракл его даже не слышит.
– Номер пятый… Барон Мюнхгаузен… Легионер из
Германии, – с чувством представил Ягун. – Ну что про него еще
сказать? Это поручик Ржевский заграничного разлива. Само собой, летит на ядре.
Но меня больше занимает другой вопрос: у кого усы длиннее – у него или у
академика?.. Номер шестой Кентавропег, центральный нападающий… Почему бы
кентавру не полюбить Пегасиху?.. Любовь, как известно, зла, полюбишь и…
– ЯГУ-УН, не увлекайся!!!! – сердито крикнула
Медузия.
– А что я такого сказал? Ах да, ну да! Мы же не
произносим слов, которых нет в полном собрании сочинений Древнира!.. –
спохватился Ягун. – В общем, я имел в виду бородатого супруга козы, пять
букв и рога… Пегасиха – если кто забыл, это такая лошадка с крылышками, на
которой поэты летают за водкой! В результате появился Кентавропег – полупегас,
полукентавр. Какие роскошные у Кентавропега крылья! Уверен, многие призывают
его во сне, кусая подушку, чтобы утром, после десятой чашки кофе, их вдруг
лягнуло под ложечку неумолимое копыто вдохновения и отшвырнуло к компьютеру или
печатной машинке! Они-то грезят, что творят волей Пегаса, а это всего-навсего
Кентавропег!
Номер седьмой – Дионис… Он же Вакх, он же Бахус… Ну, как у
меня память? Посмотрите на плющ, которым у него переплетены волосы! А на
гроздья спелого винограда, которыми заправляется его огромный рог, на котором
он летит навстречу ветру!
Номер восьмой – Фрол Слепой. Да-да, та самая живая легенда,
которого нам все время приводили в пример. Интересно будет посмотреть на него в
действии.
Номер девятый Аргус – многоглазый великан-страж – защита.
Признаться, он так огромен, что я в первую секунду перепутал его с драконом. И
столько глаз… М-м-м… Это впечатляет, особенно глаза на спине! Вот это контроль
над полем! Маленький анатомический вопрос, а на пятках у него глаза есть?
Пока Ягун, пытаясь подлететь на пылесосе поближе,
интересовался этой подробностью, что-то полыхнуло. Несколько тысяч зрителей,
ослепленные невыносимо яркой вспышкой, невольно закрыли глаза.
– Огненный Змей… Змиулан! – прошептал Сарданапал,
козырьком поднося к глазам ладонь.
Длинное и гибкое туловище, сияющая чешуя – Змиулан,
казалось, был соткан из испепеляющего огня. Даже острый гребень у него на
позвоночнике больше напоминал языки пламени, чем костяные наросты.
Непрестанно извивающийся, стремительный, Змиулан был гораздо
длиннее Тифона. Множество коротких крыльев, тоже точно вылепленных из огня,
были разбросаны во всей длине его туловища, начиная от головы и заканчивая
гибким хвостом.
– Дракон сборной вечности – Змиулан. Ой, мамочка моя
бабуся, он сразу везде! Он и обжигает, и ослепляет! Как, интересно, можно
забросить мяч, если даже в двадцати метрах от него превращаешься в шашлык?
Шурасик, сидевший на трибуне рядом с Ванькой Валялкиным,
которому только сегодня разрешили покинуть магпункт, перестал грызть
карандашик:
– Мне только что пришло в голову: дракон сборной
вечности ведь тоже исчезнет через час, да? А если у него кто-нибудь будет в
животе? Кто-то из наших?
– Не паникуй! – велел ему Ванька.
– Я не паникую! Просто я любознательный. И ведь потом
внутри дракона он просто-напросто испечется, – отвечал Шурасик.
– А вот тут ты ошибаешься. Тарарах говорит, что какая
бы ни была температура снаружи дракона, внутри всех драконов и уж тем более в
желудке она всегда одинаковая, – возразил Ванька.
– Погодите, кажется, еще кто-то появился, уже после
дракона… Номер десятый… – голос Ягуна странно дрогнул. Должно быть, то, что
было написано на ладони, потрясло его. – Итак, десятый номер… гм… Леопольд
Гроттер, нападение, магический контрабас… Невероятно! Два десятых номера
(теперь я наконец понимаю, почему Соловей О. Разбойник дал Тане «десятку»), два
контрабаса-близнеца… Возможно, наличие в одной реальности двух воплощений
контрабаса противоречит здравому смыслу, но к Чумихе здравый смысл, когда такое
происходит! Для магии вуду нет никаких преград! Держись, Таня, прошу тебя,
держись! Мы с тобой!
Трибуны Тибидохса замерли. Множество глаз устремилось к
невысокому юноше лет восемнадцати, который, пригнувшись к контрабасу, легко
скользил по воздуху. Поворот, взмах смычком – и контрабас ловил новый воздушный
поток. Должно быть, именно таким отец Тани сбегал на Лысую Гору и чертил
стрелку на крыше Большой Башни. Сердце Тани вновь дрогнуло, когда она вспомнила
ту царапину на камне. Почему ни Сарданапал, ни Соловей не сказали ей про отца
раньше? Ведь они же знали, не могли не знать! И остальные преподаватели
молчали…
Позднее Таня сотни раз возвращалась в памяти к каждой минуте
этого матча. Тогда, в первое мгновение, все смешалось у нее в голове и перед
глазами. Запрыгали фигуры зрителей, сторожевые циклопы, позолота гостевых
трибун, огненной змейкой завился Змиулан. Она ничего не понимала уже, не
видела, куда летит, – весь мир размылся в огромное пятно. Сердце
колотилось, в горле застрял, казалось, Ноев ковчег.
А потом акварельная пляска цветов прекратилась вдруг, и из
моря красок проступило одно-единственное молодое лицо! «ПАПА!» – хотела
крикнуть она, но почему-то не смела. Она никогда в жизни не произносила этого
слова. Не Германа же Дурнева ей было называть папой.
Леопольд Гроттер мчался теперь рядом с Ильей Муромцем,
изредка поворачиваясь и не без удивления поглядывая на Танин контрабас, как две
капли воды похожий на его собственный. Таня видела, что отец не узнает ее. Еще
бы! Здесь Леопольд лишь чуть старше ее, ровесник Пуппера, даже не познакомился
еще с ее матерью, на которую она, говорят, так похожа!
Тане было и больно, и радостно, и тревожно.
Откуда-то издалека до ее слуха долетел рык Гоярына,
рвавшегося схватиться с незнакомым драконом, и голос Ягуна:
