Как она и надеялась, «светлое» заклинание вступило в
конфликт с «темной» магией. Двойная красная искра толкнула Перуна в грудь в тот
момент, когда он уже собрался метнуть в Ваньку молот. Перун покачнулся. Его
рука дрогнула и, изменив направление полета, молот ударил в камень за спиной
Тани и Ваньки, расколов его.
Таня поспешно выпустила еще одну искру, но ей уже не хватило
уверенности. Искра получилась слабой. Перун принял ее, даже не вздрогнув.
– И это все? – с презрением спросил бог.
Вернувшийся молот прыгнул к нему в руку, готовую для нового
броска.
Таня оглянулась на Ваньку, не понимая, почему он не
поддерживает ее своими искрами. Ванька лежал на песке. Один из осколков камня
ударил его в голову.
– Ванька, Ванюша!.. Ты убил его! – закричала она
на Перуна.
– Я промахнулся. Он только оглушен. Глупая девчонка, ты
уже второй раз встаешь у меня на пути… Твои поступки бессмысленны, а магия
ничтожно слаба. Думаю, если я убью этого мальчишку у тебя на глазах, это будет
хорошим уроком. А ты пока попробуй еще. Пожалуй, еще одну искру я
вынесу, – глухо сказал златоусый, шагая к ним.
– Нет! – закричала Таня. – Ты не убьешь
его!..
Внезапно перед лицом Перуна, загораживая от него Таню и
Ваньку, возник Сарданапал. Глава Тибидохса был суров и серьезен. В одной руке
он держал старинный пергамент, в другой – щит Персея, повернутый зеркальной
стороной точно на древнее божество.
– Вначале справься со мной, убийца детей! – глухо
сказал академик.
– Ты просишь смерти? В такой просьбе нельзя
отказать! – златоусый шагнул было к нему, но, увидев щит, отступил назад.
Его щеки побледнели.
Сарданапал усмехнулся.
– Не правда ли, страшно? Ты знаешь, что этот щит
возвращает всякий удар сторицей и ослабляет любую магию. Не для того ли ты
выкрал его из Маглиона, чтобы самому воспользоваться им, когда пробьет час? Вот
только зачем было прятать его в Тибидохсе?
– Девчонка случайно нашла его. Я понял это по следам в
Заповедной Роще… Я искал его, шарил даже у нее в снах, но там ничего не было. Я
понял лишь, что она потеряла щит и он у нежити, – с ненавистью глядя на
Таню, прошипел златоусый. – Ну начинай, старик, не медли! Я посмотрю, чего
стоит твой пергамент и твоя жалкая магия.
Академик развернул свиток и, глядя в него, твердо начал
читать, вычерчивая пальцами продетой в щит руки какие-то фигуры. Его голос
звучал грозно, слова были отрывисты и звучали как щелчки. Таня никогда прежде
не слышала ни такой речи, ни таких заклинаний. Она попыталась было мысленно
вопроизвести даже не само заклинание – запомнить его было все равно
невозможно, – но лишь небольшую его часть и едва устояла на ногах. Слово
жгло как раскаленное железо.
Но не только ей приходилось туго. Златоусый покачнулся.
Молот выпал из его руки.
– Погоди, маг! – крикнул он. – Ты забыл о
том, что принадлежит мне! Пока они живы, но умрут вместе со мной! Смотри!
В протянутой ладони у древнего божества возникли три
крошечных, но живых сердца. Они пульсировали и бились. Бумажные ярлычки на
каждом сердце цинично указывали, кому они принадлежат: «Гробыня Склепова»,
«Катя Лоткова», «Гуня Гломов».
Сарданапал с ужасом уставился на его ладонь.
– Ты думаешь, это фальшивки? – насмешливо спросил
златоусый. – Тогда, возможно, мне стоит раздавить одно? Вот это крайнее?
Или это?
Он взял среднее сердце двумя пальцами. Сердце пугливо
затрепетало, заметалось.
– НЕТ! – крикнул Сарданапал.
– Тогда брось щит!
Щит тяжело упал на песок. Перун расхохотался.
– Теперь встань на колени, маг, и положи голову на щит!
Это, конечно, не плаха, но вполне сойдет, – сказал он, обнажая клинок.
Никто не знал, остр он или туп. Клинок перетекал, как ртуть, и был беспощаден,
как коса Смерти.
– Ну же, живо! Не заставляй меня ждать! Каждая минута
промедления – одно раздавленное сердце.
Сарданапал тяжело шагнул к щиту. Таня поняла, что он
решился. Он просто не мог иначе.
Все деньги ложь, все злато – бред,
Важнее крови платы нет.
Когда платить придет пора –
Лишь жизнь за все одна цена.
Когда на плахе голова,
Себя забудь – ищи слова, –
услышала Таня голос птицы Сирин.
Раньше, чем она осознала, что собирается сделать, Таня
бросилась к щиту и, опережая Сарданапала, опустилась на колени.
– Я умру вместо Сарданапала! Только никого больше не
убивай! Только меня! – крикнула она.
Ее щека легла на холодный щит.
Златоусый помедлил, потом занес клинок над головой. Видно
было, что готовность Тани пожертвовать собой привела его в замешательство. Боковым
зрением Таня увидела, как взгляд Сарданапала метнулся к пергаменту. Его
перстень – перстень Повелителя джиннов – накалился, и Таня поняла, что сейчас
будет. Он произнесет имя!
Убежденная, что академик не успеет спасти ее, она в ужасе
отвела глаза и уткнулась в блестящую поверхность щита. Но даже здесь, в щите,
она увидела поднятый клинок и страшное лицо… нет, ли́ца за золотой вуалью.
Щит отражал, но отражал совсем не то, что видели глаза. Глаза могли лгать – щит
нет.
– Это не Перун! Не надо! – закричала Таня.
Сарданапал изумленно вскинул голову. Слово, почти
сорвавшееся с его губ, не сорвалось. Клинок замер, готовясь опуститься. Таня
поспешно метнулась в сторону, и лезвие лишь скользнуло по щиту.
– Стой, Троян! – крикнула Таня, ибо это и было его
подлинное имя.
Из перстня Феофила Гроттера вырвалась зеленая искра,
слившаяся в одну вспышку с искрой из кольца Сарданапала.
Златоусый пошатнулся, закричал. Голубоватое пламя охватило
его лицо, кожу, волосы. Мгновение казалось, что он превратится в пепел. Но этого
не случилось. Внезапно огонь погас, пламя опало – перед ними, уже не скрываясь
под чужим обликом, стоял Триглав. Ветер теребил золотую вуаль на трех его
лицах.
– Даже вашему заклинанию не обуздать того, кто древен,
как сама Смерть. К тому же вы произнесли его порознь – один начал, и другая
закончила, а это ослабляет магию, – сипло сказал он.
