Триглав повернулся и повел рукой. Это было слабое, небрежное
движение, однако пергамент с заклинанием в руках у Сарданапала покоробился.
Казалось, мгновение превратилось для него в годы. Зеленые пятна плесени
заплясали на его краях. Пергамент потемнел, буквы на нем стерлись, и он
рассыпался в прах.
– Заклинание разрушения. Когда-то во время битвы с
богами я уже видел его в действии, – тихо сказал Сарданапал.
– Ты ошибся, старик… Ты видел не заклинание разрушения,
а само разрушение. Заклинаниями пользуются маги. У богов же мысль, желание и
воля неразделимы. Мы творим то, что желаем. Возводим случайность в
закономерность, а произвол – в мораль, – усмехнулся Триглав.
Он дохнул, и Сарданапал упал, не устояв на ногах. Шея и руки
его были закованы в тяжелую дубовую колодку.
– И это не магия. Я просто пожелал, чтобы так
было, – продолжал Триглав.
Он наклонил голову, и два копья пронзили колодку Сарданапала
справа и слева от его головы. Их наконечники прошли вдоль тела, не коснувшись
его.
– Я мог бы быть и точнее, но быстрая смерть скучна. Мне
хочется увидеть ужас в твоих глазах. Всякий раз ужас тех, кого я убиваю, делает
меня немного сильнее, – сказал Триглав.
– Это был ты, все время ты! – сказал Сарданапал.
Он с трудом находил слова. – Ты приходил ночами в Тибидохс! Ты принимал
облик Перуна, ты нападал на учеников, ты писал на куполе чужое имя! Ты все
делал для того, чтобы я произнес заклинание и уничтожил его!.. А я, я – старый
олух – ни о чем не догадывался.
Триглав хмыкнул.
– Раньше мудрый дедушка Сарданапал лишь разглаживал
козлиную бороду и делал вид, что все ведает наперед. Если же Тибидохс садится в
лужу, то всему виной пророческий бред Древнира. Не скрою, он действительно
заглядывал в будущее, да только видел лишь то, что хотел увидеть… Он был
идеалист, то есть упрощал жизнь до идеи, оскоплял все ее многообразие и
любовался ошибочной и ложной гармонией, проистекавшей от такого упрощения.
– Как ты сумел попасть в Тибидохс? Буян защищает не
только купол. Кто произнес заклинание вызова? – быстро спросил Сарданапал.
– А, один мальчишка! Семь-Пень-Дыр. Думаю, он хотел
вызвать темного духа, не меня, но ошибся в рунах… – небрежно сказал Триглав,
наклоняясь за молотом. – Ну все! Пора убить вас всех. Потом я закончу
надпись, восстановлю пергамент и подброшу его Поклепу. Уверен, он произнесет
заклинание не задумывась.
– Ты не осмелишься! Пусть же придет оболганный Перун,
тот, чьим именем ты прикрывался! Я призываю его! Громовержиум! – крикнул
академик, поднимая голову так высоко, как позволяла колодка.
Яркая зеленая искра сорвалась с его перстня и умчалась
прежде, чем Триглав успел потушить ее. Древний бог с досадой поморщился.
– Дешевые фокусы! Перун не придет. Я позаботился об этом, –
прошипел он.
Но он ошибся. Внезапно небо озарилось. Тучи расступились,
набухая светом, точно мокрая вата.
– Тебе везет, Сарданапал. Похоже, кроме черного ферзя,
на шахматной доске вот-вот появится белый клоун! – сказал Триглав. В его
голосе слышалось беспокойство.
Что-то полыхнуло. Ночной берег осветился, точно днем. Таня и
Сарданапал невольно закрыли глаза от невыносимо яркого блеска. На песок, жаркая
и сияющая, опустилась золотая колесница со среброголовым и златоусым богом.
Его яростный взгляд скользнул по Тане, по Сарданапалу и
остановился на Триглаве.
– ТЫ ЗАКОВАЛ МЕНЯ, КОГДА Я СПАЛ. ТЫ ОТНЯЛ МОЙ
МОЛОТ! – прогремел он.
– Всего лишь молот. Зато я оставил тебе жизнь! –
возразил Триглав.
– НЕ СМЕШИ! ТЫ НЕ ПОСМЕЛ ОТНЯТЬ ЕЕ САМ. ТЫ, ТРУС,
ОПАСАЛСЯ МЕСТИ ВЕЛЕСА, СИМОРГА И СВАРОЖИЧА. ТЫ РЕШИЛ СДЕЛАТЬ ВСЕ РУКАМИ МАГОВ.
ТЫ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ САРДАНАПАЛ ПРОИЗНЕС ДРЕВНЕЕ ЗАКЛИНАНИЕ УНИЧТОЖЕНИЯ. ТЫ ДОСТИГ
БЫ СРАЗУ НЕСКОЛЬКИХ ЦЕЛЕЙ: ИЗБАВИЛСЯ БЫ ОТ МЕНЯ, ВЫПУСТИЛ БЫ В МИР ЗЛО,
ВЗБУНТОВАЛ БЫ ХАОС И СТАЛ БЫ ГЛАВНЫМ БОГОМ.
– Я им стану!
– ВОЗМОЖНО, НО ТЕПЕРЬ Я НЕ ЗАКОВАН. Я ЗАСТАВЛЮ ТЕБЯ
СРАЖАТЬСЯ!
Триглав пожал плечами.
– Я не вступлю с тобой в битву, громовержец. Мне
почему-то расхотелось убивать. Не прикончишь же ты меня в спину. Я
ухожу! – сказал он.
У воды, по колено в холодных волнах, возник черный конь, из
ноздрей у которого вырывался дым, а из глаз – холодный огонь. Трехликий
повернулся и, увязая в песке, направился к коню. Не пытаясь остановить
Триглава, Перун внимательно смотрел ему в спину.
Триглав сделал несколько шагов, а затем, внезапно
повернувшись, упал на колено, и яростно метнул в Перуна молот. Молот промчался
по воздуху как мгновенный сполох света. Это была сама гибель – мгновенная и
неотвратимая. Таня ощутила лишь тугой удар воздуха, сбивший ее с ног.
Один только Перун, в которого молот и летел, не покачнулся и
не сошел с места. Он открыл ладонь, и молот, изменив направление, послушно лег
в нее рукоятью.
– Как ты догадался? – прорычал Триглав. –
Как?
– Я НЕ ПОВЕРИЛ, ЧТО ТЕБЕ РАСХОТЕЛОСЬ УБИВАТЬ, СТАРЫЙ ПАЛАЧ!
ТЫ НЕНАВИДИШЬ ЧЕСТНЫЙ БОЙ! НО НЕУЖЕЛИ ТЫ ДУМАЛ, ЧТО МОЙ МОЛОТ ПОДНИМЕТСЯ ПРОТИВ
ХОЗЯИНА? ТЕПЕРЬ ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ БИТЬСЯ. Я ГОТОВ, – прогремел Перун.
Он нетерпеливо повернул голову. В следующий миг Таня поняла,
что Перун уже стоит в сверкающей колеснице и заносит над головой разящий молот.
– Пусть будет по-твоему. Мы будем биться. Я уничтожу
тебя, хоть в честном бою, хоть нет. Назад в Потусторонние Миры я вернусь один и
воцарюсь там, – прошипел Триглав. Три голоса слились в один.
– СЛИШКОМ МНОГО СЛОВ, ПОВЕЛИТЕЛЬ ПАДАЛИ! Я ЖДУ ТЕБЯ!
Перун откинулся назад и приспустил вожжи. Его колесница,
взмыв золотистой молнией, затерялась в тучах. Еще мгновение – и его огромный
нечеткий силуэт занимал уже половину неба. Перун ждал врага, и весь мир, все
стихии, казалось, замерли вместе с ним.
Триглав тяжело ступил в стремя и вынул из ножен клинок. Его
черный конь поднялся на дыбы. Золотая вуаль на трех лицах дрогнула.
– Гибель Перуну! – громко и страшно, как сотня
водопадов, проревел он и, разрастаясь, занял другую половину неба.
Теперь они стояли друг против друга. Жизнь и смерть. Свет и
тьма. Ярость и покой. Натиск и мудрость. Стояли, чтобы встретиться в битве, из
которой живым выйдет только один.
Таня невольно прижалась к академику. Когда сражаются боги,
смертному невозможно даже смотреть на это.
