Боец настырно натянул на себя драгоценный его сердцу зипун с зияющей на спине дырой и теперь, несмотря на свист пуль, выслушивал шуточки своих товарищей, не унимавшихся по поводу того, что «цыпленок жареный» даже и пропотеть не успевает, поскольку немцы ему «вентиляцию сработали».
XX
Под прикрытием штрафников, стрелявших на бегу с правого тротуара улицы, расчет младшего лейтенанта Воронова докатил «полковушку» почти до самой баррикады. Метрах в десяти от ряда мешков, развороченных взрывом гранаты «фаустпатрона», пушку вкатили под низкий свод квадратной арки, уводившей в узкий внутренний двор.
Все это время из ощерившегося пустыми глазницами проемов дома-корабля по баррикаде вели плотный заградительный огонь штрафники вместе с пэтээровцами Вешкина. Им удалось практически выдавить немцев с линии баррикады, и те вынуждены были расползтись по окрестным домам и подворотням.
С одной стороны, это дало возможность группе Латаного – Воронова преодолеть несколько сот метров и подобраться вплотную к очередному опорному рубежу вражеской обороны. С другой стороны, то, что немцы исчезли из поля зрения, вселяло в мысли Андрея тревогу и беспокойство.
По его указанию Латаный лично вместе с четырьмя бойцами отправился на осмотр двора на предмет затаившихся фашистов. В его задачу входила попытка через ближние окольные пути попробовать выйти к правому флангу баррикады. Фрицы должны быть где-то неподалеку, и неожиданную атаку людей Латаного с фланга Андрей планировал развить ударом по фронту, с тем чтобы окончательно взять линию баррикады под свой контроль и, может быть, с ходу продвинуться вперед еще на несколько домов.
Пока артиллерийский расчет готовил «полковушку» для стрельбы, сам взводный вместе с оставшимися в пределе улицы штрафниками внимательно следил за фронтонами и фасадными проемами двух зданий на той стороне. Упираясь в самый угол ближнего из них, словно памятник, торчал погнутый ствол опрокинутого снарядом «полковушки» немецкого зенитного орудия. Отсюда был отлично виден разорванный на лепестки бронированный щит зенитки.
Силой взрыва одного из артиллеристов отбросило на ту сторону кирпичной груды, сорвав взрывной волной с ног сапоги. Теперь из-за вершины гребня торчала его босая желто-белая ступня, неестественно выделяясь на буро-кирпичном фоне баррикады.
XXI
Немецкий пулеметчик возобновил стрельбу откуда-то справа. Очереди крупнокалиберных пуль по касательной ударяли в угловую грань четырехэтажного дома напротив, скалывая и выламывая куски иссеченных кирпичных стен.
– Товарищ командир… товарищ командир!.. – Голос Милютина пересилил пулеметный трезвон и докричался, только когда он навис над самым ухом Аникина.
– Чего тебе?! – оглянулся старший лейтенант.
– Там это… – сбивчиво и взволнованно проговорил боец. – Там наши заловили… Порешить хотят…
– Кого заловили?! – не понимая, переспросил Аникин.
– Товарищ командир… – Милютина захлестывало от распирающих эмоций, как охотника, подстрелившего крупную добычу. – Там это… немчуру заловили…
Аникин опрометью бросился внутрь двора. В каменном колодце звуки стрельбы снаружи сделались глуше. До слуха Аникина донеслись неясные крики, которые перекрыл отчаянный визг и причитания.
– Сюда… сюда… товарищ командир… – услужливо направлял Аникина раздавшийся за спиной голос Милютина.
Заскочив в подъезд, Андрей с автоматом наперевес побежал вверх по лестничному пролету. Он быстро преодолевал пролет за пролетом, голоса и непрерывное верещание становились все громче. Шумно, разноголосо кричали на третьем этаже, под самым чердаком.
– Товарищ старший лейтенант!.. Вот гада поймали… – кинулся ему навстречу вниз по ступенькам Латаный. Он, как и другие на чердачной площадке, тоже был охвачен таким же заполошным возбуждением только что добывшего охотника.
XXII
У нижнего откоса окна, прямо на полу полулежал человек, одетый в гражданское. Сколько точно ему лет, определить было нельзя, потому что лицо его все заплыло от кровоподтеков и синяков. Судя по густой шевелюре, едва тронутой сединой у висков, немцу было не больше сорока.
Вцепившись в его волосы, Тютин стукал его головой о край подоконника. Он находился в состоянии какого-то яростного исступления, выкрикивая: «Ах ты сволота!.. Гад!..» – и каждое произнесение «гада» сопровождая тупым стуком немецкого затылка о деревянный подоконник.
– Тютин!.. – крикнул взводный, хватая бойца за плечо.
Тот, умолкнув, в остервенении продолжал извлекать стук немецкой головой из подоконника.
Аникин резко толкнул Тютина в грудь так, что тот отлетел в угол площадки. Он, рыча, перевел налитые ненавистью глаза на Аникина. Гримаса озверелости исказила его небритую физиономию, от чего она, и без того неприятная, сделалась пугающе страшной. Казалось, он сейчас вцепится старшему лейтенанту в горло.
– Тютин… – деловито-спокойным тоном произнес взводный, приблизив лицо близко-близко к прищуренным, почерневшим от злобы глазкам.
Рука Аникина ухватила расстегнутый воротник тютинской телогрейки и резко сжалась в стальную жменю с такой силой, что горло Тютина оказалось туго перехваченным удавкой воротника гимнастерки.
– Остынь, Тютин… – еще размеренней и тише, с ледяной угрозой в голосе проговорил Аникин прямо в злые прищуры.
Изогнувшийся черной змейкой всполох ненависти затянуло куда-то в самую глубину черных зрачков.
– Товарищ Аникин… – проговорил Тютин, как будто только сейчас, избавившись от наваждения, признал своего командира. – Поймали вот сволоту…
– Я вижу, что поймали… – зло произнес Аникин.
Наклонившись к немцу, он протянул руку, чтобы взять его за подмышку и попытаться поднять. Но немец тут же всплеснул разбитыми руками и отшатнулся, начав трястись, издавать звуки, в которых Андрей не сразу распознал всхлипывающий плач.
– Их бин цивилен… Их бин цивилен…
[3]
– заскулил сквозь всхлипывания немец.
Андрей повернулся к Латаному.
– Что вы тут устроили? – сурово спросил он.
XXIII
Командир отделения задрал на затылок наехавшую на лоб каску и кивнул в сторону пленного.
– На чердаке его, гада, выловили… Похоже, корректировщик, товарищ командир… – оправдывающимся голосом пробурчал Латаный. – Все кричал, что он их бин цивилен, оглоблю ему в дышло. Пиджак на себе тянул и все тыкал нам пиджаком своим в лицо. Видать, доказывал, что гражданский. А потом, когда с чердака его потащили, баба его на нас накинулась…
– Баба? Какая еще баба?.. – вскричал Аникин.
– По всему – жинка этого… – пожав плечами, сказал Латаный. – Из хаты своей как выскочит. Тютину рожу всю расцарапала. Вы не серчайте на него, товарищ командир. Ему досталось. Когда в квартиру их затащили, гад этот изловчился… когда в прихожую его завели, на вешалке пистолет схватил и в рожу Тютину выстрелил. Тот еле голову успел в сторону подать, да только ухо ему опалило здорово. И еще не слышит на левую сторону, говорит, ничего… Скрутили сволоту эту.
