В этом ответе наглядно проявилась филигранная слаженность в работе групп артиллерии, к которой потом и кровью, ценой потерь долгими месяцами упорных боев шли «боги войны». Первый же залп был произведен не наобум, не на ощупь, а по свежим, только что уточненным данным.
Наблюдатели и корректировщики огня времени даром не теряли, с момента начала немецкого контрнаступления фиксируя данные по фашистским огневым точкам и передавая их артиллерийским батареям крупнокалиберных орудий и гаубиц, развернутых на закрытых позициях севернее Шпрее.
С этих позиций по району Кениг-плац и Рейхстагу работали и мощнейшие 200-миллиметровые гаубицы, каждый выстрел которых громовым раскатом, казалось, раскалывал серое берлинское небо. Расчеты 122-миллиметровых самоходок, маневрируя и ведя по полученным координатам целей плотный огонь, неумолимо приближались к Шпрее, выдвигаясь к мосту Мольтке из глубины кварталов, примыкавших к Инвалиден-штрассе. Массированный, интенсивный огонь вели расчеты батарей, развернувшихся восточнее моста, в районе большого железнодорожного вокзала, за который накануне вели ожесточенные бои стрелковые батальоны.
Сведения о местонахождении многочисленных зенитных установок врага, понатыканных вокруг Рейхстага и Кроль-оперы бронеколпаков и пулеметных площадок поступали и с южного берега, где насмерть стояли солдаты сводного корпусного штурмового отряда. Подступы к мосту на противоположном берегу и весь видимый периметр «дома Гиммлера» в сгущающихся вечерних сумерках все ярче освещались отсветами беспорядочной стрельбы. Трассеры расчеркивали сиреневое небо, то и дело озаряемое вспышками сигнальных ракет.
Шум взрывов и неумолкающая каша, в которой кипели звуки всех видов стрелкового оружия, наглядно показывали, что там, за мостом, идет жаркий бой и передовые отряды, удерживая плацдарм, отбиваются от отчаянно наседавших со стороны Королевской площади и Тиргартена немцев.
XX
Этот грохот и вспышки на южном берегу Шпрее подстегивали сильнее приказа или страха, лишали внутреннего покоя, заставляя что-то сделать, обязательно что-то предпринять, чтобы прийти на помощь своим товарищам, насмерть бившимся с остервенелым врагом.
Этот порыв подтолкнул Андрея не мешкая отдать приказание о подготовке к форсированию реки. Сразу после этого под ослабевшим, но не утихшим обстрелом вражеских минометов Аникин оставил Липатова во взводе за главного руководить подготовкой плавсредств, а сам в сопровождении своих командиров отделений – Капустина, Шевердяева и Латаного – совершил вылазку к набережной.
Взяли с собой и Бабаева, который напросился добровольцем. Фарзи уже зарекомендовал себя не только во взводе, но и в роте прирожденным разведчиком. Что по заборам и стенам, что по подземным ходам и шахтам – везде передвигался он быстро, ловко, словно степной хищник. И в критической ситуации действовал без суеты и шума. Еще в боях за пригороды все время вызывался Фарзи разведать. «Охотиться охота» – так сам, улыбаясь своей по-детски непосредственной улыбкой, говорил он. Всякий раз с добычей возвращался, «языка» или двух приводил. Здорово Фарзи пригодились на войне его навыки охотника.
Сначала штрафники, ведомые своим командиром, попытались пересечь мостовую бегом. Затея едва не закончилась трагически. Вражеские пулеметчики и стрелки, как выяснилось сразу же, ни на минуту не ослабевали контроль за северным берегом Шпрее. Они со всем вниманием отнеслись к группе разведчиков, тут же открыв по бегущим огонь с крыши и верхних этажей здания МВД. Прижатые пулями, штрафники поползли на животах, по-пластунски, продвигаясь от преграды к преграде.
В качестве укрытий от вражеских пуль использовали остовы немецких грузовиков и мотоциклов. На мостовой, шедшей вдоль набережной, находилось великое множество подбитой и сожженной нашими артиллеристами вражеской техники – плачевный результат спешного отступления, а точнее – суматошного бегства фашистских войск через Шпрее на южный берег.
Шевердяев чертыхался, то и дело, как и все остальные, прижимаясь к мостовой от приближающегося рева очередной летящей через реку мины.
– Что, Шева, нелегко, поемши, к земле приладиться?! – подначивал товарища Латаный. – Пузо набитое мешает?!
– Да если б набитое… – отвечал в сердцах, матерно ругнувшись, Шевердяев. – Эти черти, раздери их бабушку, поесть толком и не дали. Только я сосиску покрошил в супчик-то, только пару ложек отхлебнул, а тут и мина в гости приревела. Как саданет в самый угол развалюхи, под которой мы расположились. Капустин вон не даст соврать. Правда, Капустин?
– Ага… – немногословно откликнулся командир первого отделения, на долю секунды приостановившись, осторожно повернув голову к ползшим позади и поправив налезшую на глаза каску.
Капустин возглавлял гусеничное передвижение.
– А там такой кусок кирпичный, ну, с известкой и кусками обоев, еле держался на огрызке стены, на соплях, можно сказать, держался. Так вот мина рванула с той стороны стены, а кусок этот гадский ка-ак свалится прям рядышком со мной. Чуть мокрое место из меня не сделал. Да ладно бы место!.. Обидное самое, что кирпичи, осколки – жменя целая – как шваркнут аккурат мне в котелок. И еще песка и пылюки целое кило туда же… Бац!.. Ну и пиши пропало моему супчику. Жуйте, товарищ Шевердяев, кирпичик с известочкой, стачивайте, как говорится, зубы. И самое обидное… сосиски эти чертовы туда же, в ту же канитель!.. За просто так пропало фашистское добро, а ведь могло поработать на победу, подкрепить силенки гвардии штрафника, сержанта Шевердяева!..
XXI
– Ну и горазд ты тараторить, гвардии штрафник! – шутливо прокомментировал Аникин.
Сочетание всем понравилось, и каждый его повторил на свой лад. Даже Фарзи – по обыкновению совершенно переиначив звучание русских слов.
Залегли за разбитой прямым попаданием снаряда гусеничной танкеткой, оборудованной на манер грузовичка. Скособочившись, она стояла у самой гранитной береговой кромки, метрах в двух от невысокого, в несколько десятков сантиметров, парапета.
– Так, теперь смотрим… Глядим по сторонам, – притулившись плечами к гусеницам танкетки, произнес Аникин. – Запоминайте каждую кочку, каждую железяку. Когда форсировать пойдем, каждая зацепка сгодится… Этот металлолом, похоже, нам на руку…
– Это в каком же смысле… товарищ старший лейтенант? – непонимающе переспросил Шевердяев.
– Тут от парапета до воды – почти два метра отвесного камня, – пояснил Аникин. – Ступеньки не предусмотрены. Как начнется форсирование, ты своим бойцам порекомендуешь «щучкой» с берега прыгать? Или «солдатиком»? А нам еще плавсредства надо будет вниз спустить. Смекаешь?..
Шевердяев молча закивал головой, подтверждая, что начал смекать.
– Думаю, можно будет, как совсем стемнеет, попытаться технику немецкую, какую по силенкам будет, подтянуть поближе к краю, – словно размышляя вслух, произнес Аникин. – Мы за этот металлолом веревки закрепим, чтоб вниз спускаться. Вон видите: мотоцикл. А чтоб лишние метры веревок не тратить, надо попытаться…
