Зажатые в клещи, фашисты стали отступать под прикрытие углового дома и огневой точки возле тумбы с афишами. Они оставили на площади несколько убитых и раненых, и, когда стемнело, еще с полчаса было слышно, как кто-то протяжно стонал. Стоны эти то и дело прерывались отчаянными выкриками по-немецки.
В это время аникинский взвод осваивался на захваченном рубеже. Пока совсем не стемнело, Андрей внимательно осмотрел левый фланг. Рельсы железнодорожного полотна, тянувшегося вдоль набережной канала, были сплошь заставлены вагонами. Ближайший к станции находился менее чем в ста метрах от обгорелого оконного проема, в котором Кокошилов установил свой пулемет. По прикидкам Андрея, фашисты вполне могли ударить отсюда, с левого фланга.
– Чертов подранок… – зло буркнул Кокошилов, прислушиваясь к стонам, доносившимся с площади. – На нервы действует, товарищ командир…
– Нервы лечить надо… – сурово ответил Аникин. – Говорят, спокойная музыка от нервов помогает…
– Да где ж я ее возьму, товарищ командир? – искренне удивился Кокошилов, даже оглянувшись на своего второго номера – совсем еще сопливого хлопчика из вчерашнего пополнения, с красноречивой фамилией Безбородько.
– Да уж, проблема, – сохраняя серьезность, вздохнул Аникин и вдруг с иронией добавил: – У твоего фашиста трофейного музыка-то действительно громкая. На нервы действует. «ДП» поспокойнее будет. Ты попроси Климовича, он тебе пластинку прокрутит на сорок семь оборотов…
[2]
XX
Кокошилов хмыкнул, только теперь сообразив, что командир шутит.
– Конечно, спокойнее. Так ведь у Климовича новая разработка. Видали? И рукоятка пистолетная, и стреляет хоть одиночными… Одно слово – модернизованный.
– Видел, видел… Модернизированный…
– Чего? – не понимающе переспросил Кокошилов.
– Правильно не модернизованный, а модернизированный… – с усмешкой поправил Аникин.
– Один черт… – опять с досадой буркнул Кокошилов. – Главное, чтоб стрелял. Этот тоже ничего себе…
Он хлопнул ладонью по прикладу трофейного немецкого пулемета так, что тот подпрыгнул стволом вверх.
В это время Безбородько вдруг прыснул от смеха. До того он старательно пыхтел, перекладывая ближе к пулемету, под стену, коробки с запасными лентами и вещмешки – свой и старшего пулеметного расчета Кокошилова.
– А ты чего гогочешь? – насупившись, с угрозой проговорил Кокошилов. – Ишь умник выискался. Я щас тебя так модернизую, что мало не покажется… Навалил вещи прямо под ноги… Тут повернуться негде!.. А ну давай в угол все сгружай…
– Ладно-ладно, остынь… – предостерегающе сказал Кокошилову Аникин.
Голос его вновь посуровел, когда он произнес:
– А вещмешок свой… сам возьми и переложи. Ты Безбородько спасибо скажи за то, что он твое барахло через мост перетащил… И чтоб больше он за тебя твой мешок не таскал. Понял? Боец у тебя – второй номер пулеметного расчета, а не денщик… Увижу, останешься и за первый, и за второй номер в одном лице… Я понятно изложил?
– Понятно… – зло оглядываясь на бойца, буркнул Кокошилов.
– Я не расслышал, рядовой Кокошилов, – тем же суровым тоном повторил Аникин.
– Вас понял, товарищ старший лейтенант!
XXI
В глубине души Аникин тщился надеждой, что фашисты на ночь глядя отвоевывать захваченный штрафниками плацдарм не попрутся. Но чаяния старшего лейтенанта были в пух и прах развеяны уже спустя каких-то минут двадцать после того, как враг был выбит с территории станции.
Несколько орудийных выстрелов прозвучало со стороны железной дороги. Два или три 45-миллиметровых вражеских орудия, поставленные на прямую наводку, открыли огонь метров с трехсот. Первые снаряды угодили в левый торец станции, туда, где устроили пулеметную точку Кокошилов с Безбородько.
Сразу же, точно по сигналу, темно-сиреневая мгла густеющей ночи озарилась десятками огневых факелочков. Хаотично прыгая и перемещаясь то влево, то вправо, подскакивая вверх-вниз, они широкой дугой заполонили пространство железнодорожного полотна.
Одновременно такие стреляющиеся огни зажглись на той стороне площади. Фашисты атаковали станцию с двух направлений – со стороны центра города и вдоль набережной по железнодорожным путям.
Аникин, конечно, прекрасно знал, что немцы держат за правило ночью не воевать и правило это нарушают крайне редко. Однако опыт подсказывал ему, что здесь, скорее всего, окажется тот самый крайний случай, поскольку враг ни за что не хотел пускать штрафников на южный берег.
Слишком фашисты были уязвлены тем, что русским все-таки удалось перебраться через взорванный мост и зацепиться за южный берег. А как фашисты ведут себя в таких ситуациях, Андрею уже было хорошо известно. По опыту он знал, что если затронуто самолюбие немцев, то они обязательно, несмотря на время суток и погодные условия, полезут отвоевывать потерянное.
Потому-то ни он, ни Липатов никому во взводе расслабиться не позволили, несмотря на то что у всех на лицах читалась крайняя усталость, пришедшая на смену сверхнапряжению, которое держало каждого при пересечении канала.
Снаряды, неожиданно прилетевшие с левого фланга, на несколько секунд обескуражили оборонявших станцию. Но подбадривающие крики командиров быстро вернули бойцам самообладание.
XXII
Вражеские «сорокапятки» еще не успели стихнуть, а на левом фланге заработал пулемет Кокошилова. Серия коротких очередей прижала к насыпанному вдоль рельсов гравию группу фашистов. Они залегли с обеих сторон полотна, не переставая вести ответный огонь из своих автоматов.
Среди наступавших были и «фаустники». Дважды по левому торцу станции производили выстрелы из одноразового ручного гранатомета. Обе попытки плохо кончились для стрелявших. Кокошилов сумел поймать моменты выброса реактивной струи из сопла гранатомета. Озаренные оранжевым пламенем гранатометчики становились для пулеметчика отличной мишенью. Его палец мгновенно нажимал на спусковой крючок, и очередь скашивала угасшую тень с трубой на плече.
– Есть! Товарищ первый номер! Попал! – радостно кричал Безбородько в оконный проем, напрочь забыв об опасности схватить вражескую пулю.
– Чего орешь?! – сердито рявкнул Кокошилов. – Зазря щас хлопнут…
Он резко схватил за рукав своего раздухарившегося второго номера и одернул его от края разбитого подоконника. Кокошилов тут же снова приник к короткому прикладу своего трофейного пулемета.
– Ленту давай новую… Бегом!.. – крикнул он и выпустил новую порцию пуль в расцвеченное огнями выстрелов железнодорожное полотно.
