XIV
Из-за Лапландского лагеря обер-фельдфебель и возненавидел Хагена. Он сам был из породы лагерных надсмотрщиков. Не важно, что Лапландский лагерь и то место, где служил охранником Барневиц, разделяли тысячи километров. Обер-фельдфебель своим застывшим взглядом изувера, своими ледышками вместо глаз всегда смотрел на Отто, как на живого свидетеля своих издевательств и зверств. Отто был ему как бельмо в ледяном глазу.
— А-а, и ты здесь, лапландский тюлень? В числе первых лизоблюдов ползешь к полевой кухне?… — так, с раскатисто-едкой издевкой в своей луженой глотке, встречал обер-фельдфебель Хагена на бруствере, при раздаче сухого пайка. Тот стискивал зубы и молча дожидался своей очереди.
— Что ты молчишь? Точно тюлень!… Ты похож на лапландского тюленя, только дохлого! Ты слышишь, солдат?! Отвечай, мать твою, когда тебя спрашивает старший по званию!…
— Так точно… — Отто произносит свое «так точно» глухо, почти не поднимая головы.
Обер-фельдфебель входит в раж. Глаза его наливаются кровью, он начинает почесывать свои огромные кулаки.
— Что «так точно?!» А? Я не понял, солдат? Что «так точно»?!
Отто чувствует, что он окончательно взял себя в руки. Этому он научился в лагере. Как будто ты перевоплощаешься в какой-то предмет — табуретку или полено. Внутри Отто ощущает холодок отчаяния и, одновременно, спокойствие. «Хельга… Хельга… Хельга…» — звучит внутри его голос, но словно чужой, не ему принадлежащий.
— Так точно, герр обер-фельдфебель! Хорошо вас слышу! — чуть ли не браво отвечает Хаген, вытянувшись во фрунт.
— Смотри ты, лапландский тюлень стал отдаленно похож на солдата… — как бы вслух замечает обер-фельдфебель.
— Ты, арестантская гнида… радуйся, что не угодил в мой лагерь… — зловеще рычит Барневиц. — Ты бы у меня поползал в собственном кровавом поносе…
Он распрямляется с явным намерением продолжить экзекуцию, но появление лейтенанта его останавливает.
XV
Эта и другие картины неотступно преследовали Отто в короткие минуты передышки. Злобная ненависть копилась и зрела в нем. Каждое столкновение с обер-фельдфебелем добавляло в эту копилку. С первого момента своего появления в роте обер-фельдфебель Барневиц не был настроен на дружелюбие даже с товарищами по уставному персоналу. Сразу повел себя заносчиво, открыто делая ставку на свою силу. Необъяснимо, но факт: Паульберг — единственный в роте человек, чьи слова Барневиц полностью воспринимает. Еще некое подобие товарищеского расположения он выказывает к старшему охранения Хайгруберу. Видимо, по причине недюжинной физической силы последнего. А лейтенант Паульберг для Барневица — почти непререкаемый авторитет. Штрафников обер-фельдфебель за людей не считал. Всех испытуемых он сразу поделил на две категории: к одним — таких было большинство — он испытывал презрительное равнодушие. И вторые, которых он по каким-то, только ему ведомым, причинам ненавидел.
«В кровавом поносе… в кровавом поносе…» — эти слова Барневица почему-то всплыли в мозгу Отто именно сейчас, когда он очищал от грязной земли смертоносный железный колпак перед своим носом.
— Эй ты, недоносок, ну что там?! — зловещим шепотом вопил Барневиц. — Я тебя точно прикончу. А ну, ползи вперед.
— Герр обер-фельдфебель… — послышался жалобный голос Шульца. — Герр обер-фельдфебель, подождите. Кажется, Отто нашел…
— А ты заткнись, грязная скотина!… Заткнись! Заткнись! — нетерпеливо орал Барневиц. Отто слышал глухой стук ударов, которые вместе с каждым выкриком сыпались на беднягу Шульца. Видимо, Барневиц окончательно потерял терпение. Он хотел здесь и сейчас во что бы то ни стало довести задуманное до конца — наконец-то увидеть, как лапландского тюленя Отто Хагена разнесет на куски очередная мина.
Отто аккуратно смахнул остатки пыли с металлической полусферы с облупившейся коричневой краской. Та самая, крайне чувствительная «Дрюкбугель». Его поначалу обманул кусок деревяшки, в который уперлось лезвие ножа. А Хаген принял его за деревянный футляр противотанковой мины. В тот же миг Отто принял решение. Он принял его всем существом, всем своим телом, которое в этот момент представляло собой единое целое с подсознанием и сознанием. Он ощутил железистый привкус в пересохшей глотке, когда его грязные, с почерневшими ногтями пальцы почти машинально сгребали землю обратно поверх мины.
XVI
— Шульц, как можно быстрее за мной… — прошептал Отто и пополз вперед.
Он делал это зажмурившись и затаив дыхание. Его тощая грудь, а потом — впалый живот ощущали через сукно шинели каждый комочек земли, лежащий поверх мины-«неженки». «Кровавым поносом… Есть шанс» — галопом, лихорадочно скакали в голове Отто мысли. Для срабатывания взрывателя требовалось усилие не менее девяносто килограммов. Хотя нередко эти мины взрывались просто от неосторожного нажатия. Все-таки изголодавшиеся телесные оболочки Отто и Шульца эта спящая шкатулка смерти может не заметить. У отъевшегося громилы Барневица намного больше шансов ее разбудить. Как пить дать она сработает. Если обер-фельдфебель надавит на ее темечко своей тяжеленной ручищей, она рванет так, что… Отто чувствовал, как привкус железа в его пересохшем рту усиливается. Ему казалось, что именно такая она на вкус — та самая мина, которую он присыпал только что. Как пить дать… Да, от глотка воды он бы сейчас не отказался. Как говорится, напоследок. Да, черт возьми, напоследок…
Конечно, даже если случится чудо и она сработает как раз под обер-фельдфебелем, их всех почти наверняка накроет взрывом. Они слишком близко, а она слишком мощная. Но все же… Еще одно маленькое чудо… Неужели оно не может произойти, здесь и сейчас, на этой трижды проклятой Лысой Горе?
Вот мина уже осталась позади Отто. Последние сантиметры он старался отталкиваться сапогами подальше от нее. Теперь он ползет быстро-быстро.
— Эй, куда он рванул? — в голосе обер-фельдфебеля сквозит раздраженное недоумение. — Вот гадина… Ну погоди, доберемся до пулемета…
Отто не слышал этих слов. Он полз и полз что есть силы. Да, он рисковал жизнью Шульца, он здорово им рисковал. Но, черт побери, они рискуют тут своими шкурами каждую долю секунды. Он слышал сопение неугомонного Шульца позади себя. Тот молча полз следом и старался не отстать.
XVII
— Эй вы!… — какая-то растерянность проступила в окрике обер-фельдфебеля. До него, видимо, дошло, что эти двое впереди что-то задумали. От растерянности он медленнее соображает. Только теперь он начал двигать вперед свое тяжелое, как чугун, налитое мышечной массой тело.
Отто полз, без оглядки полз к воронке, где должны были находиться трупы пулеметчиков. Его губы без остановки твердили что-то о чуде, о маленьком чуде. Вдруг чудовищная сила вспучила землю позади. Эта сила встряхнула поверхность земли, точно половик, к которому прицепилась невзрачная букашка — Отто Хаген.
