XXIV
Летающие машины барражировали в небе с утра, но значительно в стороне. И сзади, со стороны Шпреевальда, и спереди, со стороны Берлина, доносилась глухая канонада бомбежек и низкий мерный гул бомбардировщиков. Еще в начале боя Аникин обратил внимание на эскадрилью штурмовиков, прошедших на низкой высоте в сторону фашистской столицы. Но сейчас никакого рева авиационных моторов не было. Что это за скрежет и треск, черт возьми?
Ответ на этот вопрос последовал незамедлительно, как только они вернулись обратно на улицу. Защитной завесой атакующим служил дым, который стелился низко по мостовой. Поднявшийся холодный ветер гнал рваные клубы из зияющих проемов дома с магазином дамского платья.
Во время зачистки этого дома, в подвале, погиб Сафронов. Шевердяев и его «вировцы», получив поддержку в лице подоспевшей группы «майна», стремительно выдавили врага почти на самую крышу. Несколько фашистов забаррикадировались на верхнем этаже, и Омельченко предложил заколотить их снаружи и поджечь. Чтобы не тратить патроны и время. Так и сделали.
Очень бойцы были злы из-за гибели Никодима Николаича. А Амеля – особенно. Он и на первом этаже единственный выход из лестничного пролета забаррикадировал, на пару с Володей Буряком, и подожгли, а чтоб лучше горело, манекенов и платьев накидали вместо хвороста. Куклы в человеческий рост сразу хорошо огнем занялись.
Сквозь трескотню стрельбы были слышны крики горевших заживо фрицев, а потом огонь полыхнувшего пожара охватил весь дом. Амеля то и дело оборачивался и глядел на языки пламени, плясавшие в проемах витрин и окон. То, что он видел, наверное, вызывало в нем чувство удовлетворения и исполненного долга. «За Никодима… За Никодима», – не переставая, шептали его губы.
XXV
Ужасающий грохот произвел не упавший самолет. Это была водонапорная башня, возвышавшаяся метров на десять. Немцы, используя господство этой высоты над кварталом, разместили на ней пулеметчиков и снайперов. У подножья, помимо уничтоженного расчета зенитного орудия, окопались «фаустники» и стрелки из ПТР.
Экипаж Шаталина первым натолкнулся на шквал огня, обрушившийся на наступавших со стороны обороняющих башню. И шаталинская «тридцатьчетверка», и прикрывавший ее десант уперлись в этот огонь, как в стену. Особенно досаждала штрафникам стрельба с высоты. На металлической секции, окаймлявшей огромный металлический куб, немцы оборудовали для своих стрелков целое гнездовье, с наваренными стальными плитами, наваленными по всему периметру мешками с песком и щебнем.
Впрочем, у этого господства был один серьезный изъян. Основанием для этого гнездовья служила труба, метра два в диаметре, с винтовой лестницей по всей высоте. От снарядов, выпущенных вдоль улицы, этот металлический столб прикрывало соседнее здание, но чем ближе танк подбирался к башне, тем больше открывался угол для возможного поражения цели.
Скорее всего, маневр экипажи двух танков согласовали заранее, по рации. Уж очень слаженной получилась рокировка. Аникин, выбежав из-за угла здания на улицу, увидел только ее результаты.
XXVI
Танк Шаталина совершенно неожиданно для оборонявшегося противника взревел двигателями и по диагонали пересек проезжую часть улицы справа налево. Механик-водитель умело положил левый борт машины впритык к стене дома. Танковое орудие начало стремительно поворачиваться стволом в сторону водонапорной башни еще до начала совершения маневра. Как только основание металлического столба показалось в прицеле башнера, он произвел выстрел уже досланным в казенник орудия бронебойным снарядом.
Взрыв прогремел у левого бока конструкции. Перегруженная вершина водонапорной башни со скрежетом накренилась. Несколько мешков, перевалившись через поручни, сорвалось вниз. Но куб, отклонившись метра на полтора в сторону мостовой, удержался.
В этот миг танк старшего лейтенанта Головатого позади уже разогнал приличную скорость. Перестроившись на ходу вправо, танк, совершенно неожиданно для оглушенных выстрелом шаталинского орудия фрицев, вынырнул из заполнившего улицу дыма. Машина, с намертво вцепившимися в броню штрафниками из отделения Капустина, на вираже миновала прижавшийся к левой обочине ведущий экипаж, потом разбитое зенитное орудие и накренившуюся водонапорную башню.
Как только корпус «тридцатьчетверки» Головатого прошел мимо жерла танкового орудия Шаталина, оно выпустило по башне второй бронебойный. На этот раз снаряд лег по центру, чуть выше, в метре над землей. От прогремевшего взрыва башню будто подкосило. Вся многотонная конструкция вздрогнула, заскрипела и со скрежетом стала заваливаться влево.
Сначала медленно, а потом все быстрее она начала падать вниз и рухнула прямо поперек мостовой, кубом и всей пулеметной начинкой угодив в крышу дома напротив, у стены которого находились шаталинцы.
XXVII
Металлические секции упавшей башни перегородили улицу поперек перед самым носом «тридцатьчетверки» лейтенанта Шаталина. Обломки образовали что-то на манер баррикады, на ту сторону которой прорвался лишь экипаж Головатого и находившиеся на броне десантники. Штрафники, прикрывавшие движение шаталинского танка, тут же пошли вперед. Первым на сваленные в два ряда мешки возле взорванного зенитного орудия попытался залезть Омельченко. Но штрафник подорвался на мине. Взрывной волной его отбросило на тротуар, а оторванную взрывом ногу – на середину мостовой, к гусеницам «тридцатьчетверки».
Кто-то из бойцов отлепился от стены дома и, подбежав к раненому, попытался оттащить его в безопасное место. Аникину показалось, что это был Буряк. Омельченко потерял сознание, и по лицу Буряка было хорошо видно, как тяжело ему было в одиночку тащить обездвиженное тело. Вокруг них засвистели пули.
– Прикрыть!!! – истошно закричал Аникин, вскидывая автомат и посылая очередь вдоль стены дома, к которому притулился танк Шаталина.
Стрельбу вели из оконных проемов этого здания. Кому-то из фашистов удалось выжить даже у основания водонапорной башни. Оттуда доносились винтовочные выстрелы, одиночные, но выпускаемые часто-часто, с каким-то ожесточенным упорством.
С этой стрельбой быстро разобрались танковые пулеметы, плотной очередью взрыхлив каждую щель вокруг остова упавшей башни. Ее основание теперь напоминало гнилой пенек гигантского, неудачно выломанного, стального зуба.
Одновременно с пулеметной стрельбой «тридцатьчетверка», отвернув ствол башенного орудия в сторону, начала движение вперед, передними гусеницами осторожно продавливая себе путь среди металлолома.
Штрафники, используя танк как защитный экран, тут же заняли позицию вдоль правого борта, ведя огонь по окнам дома, из которого немцы стреляли в сторону Буряка, который тянул по мостовой беспомощного Омельченко.
От этой группы отделился боец Шпаликов. Повернувшись спиной к стрелявшим в него, он бросился сквозь щелкающие по мостовой пули к Буряку. Подбежав и подхватив раненого под мышку, он вместе с Буряком стремительно потащил Омельченко к массивной деревянной двери дома напротив.
