– Ты хотела видеть картины, – напомнил он.
– Да, – она огляделась. – Только я их не вижу.
– Они вон там, – указал Егор в сторону спальни. – Если ты сможешь на несколько минут разлучиться с Асей, я тебе их покажу.
– Это будет непросто, – улыбнулась Жанна.
Она осторожно сняла кошку с колен, поднялась и посадила ее на свое место. Разомлевшая Ася потянулась и выгнула спину, показывая когти.
– Не знаю, правда, понравятся ли они тебе, – проговорил Егор, оборачиваясь к Жанне.
Он включил свет в коридоре. Из стен выступили полотна, жеманно-яркие и уродливые, как трупы.
– Это полотно известного московского художника, – указал Егор на одну картину. – Рябинкин, слыхала?
Жанна помотала головой. Егор видел, что она в ужасе. Он растерялся, но, не зная, что предпринять, продолжил экскурсию.
– А это Сокольский, – беспомощно ткнул он пальцем в следующий холст. – Не знаешь такого?
Она указала на дверь спальни.
– А там что?
«Спокойно, – сказал себе Егор. – Только не суетись».
– Там я сплю, – скромно отозвался он о предмете своей самой большой гордости.
– Можно посмотреть?
– Конечно. – Он открыл дверь. – Прошу.
В глубине спальни горел ночник, в окна вливался свет луны, и этого освещения было достаточно, чтобы разглядеть огромную кровать, зеркальный потолок над нею и пару статуэток в половину человеческого роста. Этими статуэтками, метафорически изображающими плотскую любовь, Егор особенно гордился. Но сейчас он был рад, что темно и их почти не видно.
Жанна, не обратив внимания на статуэтки, направилась к окну. Оно здесь занимало весь угол и, переделанное по заказу Егора, тянулось от потолка до пола, имея внизу только бордюр в десять сантиметров высотой. Когда кто-нибудь подходил к нему вплотную, он невольно вскрикивал и отшатывался. Сорок пятый этаж давал ощущение бездонной пропасти, ничем, кроме невидимой преграды стекла, не огороженной. Барышни, придя в себя, были в восхищении и тут же спешили перенести свои восторги на стоящее рядом ложе.
«Все идет по плану, – сказал себе Егор. – Еще немного терпения…»
Он сделал вслед за Жанной несколько шагов и остановился, глядя на ее чеканно очерченный силуэт.
Ничего не подозревая, она подходила к окну. Егор знал, что ничего не будет, пока она не посмотрит вниз. И как только ей в лицо бросится головокружительный провал с крошечными точками огней внизу, она потеряет все свое самообладание и захочет найти надежную опору. А какая опора может быть надежней его плеча?
Вот Жанна сделала последний шаг и встала у самого окна. Егор напрягся, готовясь прийти к ней на помощь. Ночью этот эффект края пропасти еще сильнее.
– Ты где? – услышал он спокойный призыв.
Горин едва не застонал от разочарования. Это просто непостижимо. Хоть бы голос изменился.
– Здесь, – сказал он, быстро подошел к девушке и замер за ее спиной.
– Стань рядом, – попросила она.
Он повиновался.
– Красиво, – сказала Жанна. – Как на облаке.
– Да, – согласился Егор.
Вдаль и вширь расходились бесчисленные огни, красные и желтые, белые и голубые. Вверху лежало темное небо с яркой полной луной. В комнату, обитую толстыми звукоизолирующими панелями, не проникало ни единого звука. Казалось, они действительно парят на облаке, став частью этого неба и этого света. Они молчали и смотрели на спящий город – такой огромный и такой уязвимый – с какой-то ласковой снисходительностью, как смотрят, должно быть, боги из своей недосягаемой вышины. И впервые с пронзительной ясностью Егор подумал о том, что все это когда-нибудь кончится.
Жанна не двигалась. Казалось, она чего-то ждет.
«Пора», – подбодрил себя Егор.
Он протянул руку и обвил талию девушки.
Ничего не говоря, она сняла с себя его руку, но не отпустила ее, а сжала в ладонях.
– И что дальше? – спросил Егор.
Она подняла к нему молочно-белое лицо.
– Скажи, Егор, а ты вправду меня разыграл?
Он удивился.
– Ты о чем?
– Там, на выставке, – шепнула она.
Глаза девушки неотрывно смотрели ему в лицо, точно она хотела загипнотизировать Егора.
Ему сделалось не по себе. Охотнее всего Горин сейчас вернулся бы в гостиную, но Жанна ждала ответа.
– Да… – сказал он. – Наверное. Не помню.
– А ты вспомни.
Почему это было для нее так важно, Егор не успел спросить. Перед ним внезапно возник длинный серый коридор. Он уже был не рисованный, а настоящий, с большими длинными окнами, поднятыми высоко над полом, с решетками на них и рыжим линолеумом под ногами. Егор неслышно ступал по этому линолеуму, и внутри у него подымалось знакомое тошнотворное чувство. Он знал, что вот та дверь сейчас откроется и он окажется в маленьком пустом предбаннике. А затем его втолкнут в комнату, где будет сидеть страшный дядя с желтыми глазами и протягивать к нему серебристый ободок с витой блестящей проволокой.
– Не-ет, – замычал, мотая головой, Егор. – Не-ет! Я не хочу!
Перед его глазами вдруг завертелись калейдоскопом разноцветные огни. Они обещали спасение, но из них властно выплыло сердитое лицо с желтыми глазами и надвинулось на него, молчаливо, но гневно чего-то требуя. Голову словно пронзило электрическим током, и Егор застонал, испытывая боль и наслаждение одновременно. Ему показалось, что он летит в пропасть, огни становятся все дальше и дальше, а раскрытая немая пасть догоняет его и тянется к нему оскаленными зубами. Он страшно вскрикнул, дернулся – и спасительная губчатая чернота поглотила его и избавила от дальнейших мучений.
Любопытные подробности
Зазвонил телефон. Рита посмотрела на дисплей: Вировойша.
Она поморщилась, подождала еще немного и взяла трубку.
– Старший лейтенант Чернова.
– Зайдите, – сказал Вировойша вместо приветствия.
– Есть, товарищ майор, – приглушенным голосом, точно опасаясь кого-то, сказала она.
Толик Голованов, сосед по кабинету, покачал головой.
– Нарвешься, Ритка. Он мстительный.
– Я знаю, – беспечно сказала она. – Я сама такая.
Вировойша сидел за столом, он был хмур, и Рита с первого взгляда поняла, что дела плохи.
– Был у Цилиндра? – спросила она, без приглашения садясь за стол.
Вировойша поджал губы.
– Извольте обращаться по форме, товарищ старший лейтенант.
– Есть, товарищ майор.
Рита и не подумала обижаться. Этим она уже переболела и теперь испытывала только любопытство, глядя на красивое изможденное лицо начальника. Еще бы не быть ему изможденным! Дело, в котором Вировойша хотел блестяще отличиться, с первых же дней встало намертво, и, как ни билась вся группа, не было никаких сколько-нибудь значимых результатов. Прошло больше месяца; Цилиндр, тыча пальцем вверх, требовал предъявить ему хоть кого-то, похожего на преступника, или труп сторожа, но все его требования пока только требованиями и оставались.
