– Многоглазка не обладает приворотной
магией, – хладнокровно парировал Ванька. – Но она позволяет заглянуть
человеку в сердце. Если снаружи человек герой, а в сердце у него гниль – это
сразу станет видно, будь на нем хоть двойные латы. Хочешь вместе найдем многоглазку
и встанем перед Таней? И пусть победит тот, кто ей действительно нужен.
Ваньке почудилось, что при слове «гниль» щека
Бейбарсова дернулась. Он резко толкнул ногой столик. Столик всхлипнул и уронил
на пол телефонный аппарат. «Пи-и-и-и-и!» – заплакала трубка. Бейбарсов
посмотрел на нее, и трубка перестала ныть. В номере запахло жженым пластиком.
Ванька понял, почему Гробыня называла Глеба
Бейсусликовым. В минуты, когда Бейбарсов представлялся себе особенно грозным,
рот у него как-то комично приоткрывался и передние зубы поблескивали смешно,
как у суслика. Едва ли зоркая Склепова, у которой на каждого из ее знакомых
была собрана мысленная папочка компромата, упустила эту деталь.
Бейбарсов вновь неосознанно коснулся рукой
щеки и на миг не то чтобы поморщился, но как-то внутренне посерел. Ванька
взглянул на него с тревогой, испытав странное, его самого удивившее чувство
острой жалости. Именно жалости, а не ненависти и раздражения.
Все же он был ветеринарный маг. Ветеринарные
маги всегда ощущают болезнь острее обычных медиков хотя бы потому, что пещерный
медведь редко внятно объяснит, где у него бо-бо и вследствие какого
нравственного кризиса он лезет на стены.
– Что у тебя с лицом? – спросил он.
– Ничего, – резко ответил Глеб и отступил
еще дальше в тень.
Единственная лампочка, горевшая в коридоре,
мигнула и погасла. Ваньке вспомнился телефон. Знакомство бытовых приборов с
Бейбарсовым не заканчивалось для них ничем хорошим. Равно, как и людей.
– Покажи!
– НЕТ!
– Я же ветеринарный маг. Я могу помочь!
– Я не животное!
– Болезни у всех примерно одинаковые. Давай я
посмотрю!
– Это ты так думаешь. Я сказал: НЕТ! Не
подходи!
Глеб рывком распахнул всхлипнувшую раму. В
комнату ворвался ветер со снегом. Бейбарсов шагнул на подоконник, повернулся к
Ваньке лицом и стал медленно крениться назад.
«Кончай дурить!» – хотел сказать Ванька, но
ощутил в горле странную сухость и сдавленность. Такую сдавленность, будто не
Бейбарсов собирался выпасть из окна, но и он сам, Ванька, должен был упасть
вместе с ним.
Хоть он и знал, что некромаги не умирают, все
же эти фокусы ему не нравились. Мгновенных телепортаций не бывает.
– У нас с тобой осталось двенадцать дней!
Отдай мне Таню, и, возможно, уцелеешь сам, – крикнул Бейбарсов.
Он откинулся так далеко, что пытаться
сохранить равновесие было бесполезно. Надо отдать Глебу должное, он и не
пытался. Бейбарсов был так высокомерен, что даже не согнул колен. На краткий миг
тело его повисло перпендикулярно стене, а затем пятки отделились от
подоконника.
Мгновение – и Ванька перестал его видеть.
Несколько секунд он прождал удара о землю, вообще какого-то звука, но ничего не
было. Ваньке не хотелось подходить к окну, но он подошел. Когда он выглянул,
ветер швырнул ему в лицо колючую горсть снега. Ванька увидел вдали порт,
перечеркнутый суетливыми мазками деревьев, точно кто-то наспех расписывал ручку
с черной пастой и занесенный снегом газон под окнами гостиницы.
И, разумеется, никакого некромага – ни живого,
ни мертвого. Очередной обман и дешевый фокус. Ванька захлопнул раму с равной
смесью раздражения и облегчения.
В дверь постучали.
– Кто там?
– Горничная. У вас все нормально? Соседи
слышали шум, а телефон в номере не отвечает.
– Я уронил стул, – ответил Ванька первое,
что пришло на ум.
– Вам точно не нужна помощь?
– Ни мне, ни стулу, – заверил Ванька,
озабоченно оглядывая порез на ладони и пытаясь вспомнить, каким заклинанием
можно остановить кровь.
У тех двух, что он знал, были серьезные
недочеты. После одного, ориентированного на зверей, на заживленном месте
вырастала шерсть; другое же упорно восстанавливало строго четное число
конечностей. В случае с отрубленной в бою рукой это бывает полезно, но тут-то
случай не такой запущенный. Вздумай заклинание счесть пальцы конечностями, и у
Ваньки станет либо четыре пальца, либо шесть.
– Если разбился графин – я уберу
стекла, – продолжала горничная, обладавшая богатым воображением.
– Я сам, – повторил Ванька.
– Так он разбился или не разбился?
– Не разбился!
Горничная что-то пробормотала. Шаги удалились,
недоверчиво замирая.
Ванька задернул шторы, сел на кровати и
подогнул колени. Оттаивающий пылесос назойливо пах рыбой, и Ваньке пришлось
выставить его за окно, чтобы не задохнуться. Как ни крути, а всесилие имеет
побочные эффекты. Что касается магии, то это вообще один большой побочный
эффект.
Собственные мысли представлялись Ваньке
обрывками шпагата, которые он никак не мог связать в нечто единое. Теперь,
после ухода Бейбарсова, визит Глеба напоминал Ваньке метания раненого зверя.
Зачем Бейбарсов приходил? Что у него с лицом? Что это, наконец, за нелепый
рассказ о прабабке и двоюродном деде Тани? Где Глеб мог с ними беседовать?
«Я как-то охраняю Таню. Как – не знаю, но
охраняю. Я стена, которую Бейбарсов не может перешагнуть до тех пор, пока я
сам, лично, не открою ему ворота», – с неожиданной ясностью подумал
Ванька.
В дверь забарабанили.
– Ну кто еще там? Я сплю! – крикнул
Ванька.
Он был убежден, что это опять горничная,
вернувшаяся с подкреплением, и не собирался открывать.
Расплавленная ручка двери поникла и закапала
на ковер алюминиевыми слезами. В номер ввалился Бейбарсов. На плечах его
пиджака белой перхотью лежал снег.
– Утренняя пробежка? Выпрыгиваем в окно,
возвращаемся через двери? – сказал Ванька.
Не отвечая, Глеб попытался толкнуть его в
грудь. Ванька, привыкший иметь дело со зверями, которые гораздо
координированнее людей, слегка провернулся корпусом, и Бейбарсов, не сохранив
равновесия, неуклюже пролетел в глубь номера и упал.
– Не грохочи! Тут где-то рядом радист сидит.
Сейчас снова настучит, что у меня в номере шум, – предупредил Ванька.
Глеб зашевелился на полу и сел, не глядя на
него.
