– Я кое о чем умолчал, – резко сказал
он. – Ты стал моей тенью! Не ты смотришь на мир моими глазами, но я сам
начинаю смотреть твоими! Я шел сейчас по снегу и понимал, что с каждым шагом
ненавижу тебя все сильнее. Я ненавидел тебя так, что мне хотелось кусать снег.
Я не думал возвращаться, но вернулся.
– Сочувствую, – кивнул Ванька. – И
чем мне тебя обрадовать? Повеситься в туалете?
Бейбарсов мотнул головой, демонстрируя, что не
нуждается в скромных одолжениях.
– Ты слышал, я говорил про двенадцать дней? Я
хочу, чтобы ты исчез до этого времени. Или пусть исчезну я.
– И что ты предлагаешь? Дуэль? Пожалуйста!
Бейбарсов взглянул на него недоверчиво. Он
казался раздосадованным, что Ванька согласился быстрее, чем было произнесено
им, Глебом, само слово.
– Да, дуэль. К сожалению, из-за зеркала
Тантала обычная дуэль между нами невозможна. Фактически она превратится в
парное самоубийство, – сказал Бейбарсов.
– И какой выход?
– Когда невозможна прямая дуэль – возможна
дуэль опосредованная. Я думал об этом. Здесь неподалеку есть местечко, где
встречаются упыри. Представь, что случится, если мы ворвемся туда посреди
вечеринки и немного их разозлим?
Ванька даже представлять себе ничего не стал.
Упыри устроены с лаконичной простотой. Два выдвигающихся зуба, прогнивший мозг
и ненасытный желудок.
Ванька трезво оценивал свои возможности. С
одним-двумя упырями он еще справится, но если упырей будет больше десятка и все
ломанутся толпой – финал заранее предрешен. Некромаг Бейбарсов находится в
более выигрышном положении, а раз так, то такую «опосредованную» дуэль сложно
назвать честной. Честная дуэль подразумевает равные возможности.
Бейбарсов жадно всматривался в него.
– Согласен? Или струсил?
Слова «струсил» Глеб мог бы и не произносить.
Унижающий других унижает прежде всего себя. Унизить никого другого он не
способен по определению.
– Когда? – спросил Ванька.
Морща лоб, Глеб оглянулся на окно.
– Мальчик рвется умереть?.. Сейчас день. Упыри
отдыхают и по злачным местам не шляются. А вот в час или в два ночи будет в
самый раз. Они активные, голодные, на охоту еще не выходили. Самое идеальное
время. Где-нибудь в двенадцать я прилечу за тобой. Идет?
– Идет, – сказал Ванька. – А теперь
как писали в старых романах: «Попрошу вас выйти вон!»
На этот раз Бейбарсов не стал эффектно
удаляться через окно. Он коротко поклонился и вышел довольно необычно для
некромага его уровня – через дверь.
«А ведь он снова держался ко мне только одной
щекой», – запоздало подумал Ванька.
Глава 3
Ратная магия
В этой жизни нас постоянно, почти ежесекундно
отвлекают от главного. Чаще это просто мелочные дела, пуржащие глаза рваными
бумажками забот. Навязчивая мошкара, лезущая в рот и уши. Мы отвлекаемся,
размахиваем руками в иллюзии прежде передавить мошкару, а после уж идти, но она
все пуржит и навязчиво пристает, пока мы не превратимся в сплошную рану.
Значит, надо просто идти, не обращая внимания на мошкару и не расчесывая
укусов.
Сардапанал Черноморов
К утру ударил мороз, и утонувший в сугробах Тибидохс
стал походить на вмерзшую в лед черепаху. Таня подошла к окну.
Буян было не узнать. Еще вчера с утра ботинки
квасили в парке мокрую глину, сейчас же как-то разом, без перехода,
установилась зима. Прозрачный сухой мороз при полном безветрии гулко сохранял
звуки. Казалось, дыхание звенит, а скрип снега, вообще всякий случайный звук
дробными горошинами раскатывается до самого побережья.
Опасаясь, что школа замерзнет, домовые спешили
растопить печи. Теряя на лестнице поленья, они носились с охапками дров как
угорелые. Из окна Таня видела, как из труб поднимается дым. Казалось, он
оживляет все, к чему прикасается. Если смотреть сквозь дым, чудилось, что
черепица на крышах шевелится, как драконья чешуя.
Усыня, Горыня и Дубыня, три тибидохских
лоботряса, топтались у подъемного моста. От Поклепа они получили приказ
отгрести от ворот снег. Усыня и Горыня худо-бедно трудились, то и дело
прерываясь, чтобы растереть рукавицами отмороженные носы. Дубыня же,
ухитрившийся сломать о лоб Горыни изготовленную из целой мачтовой сосны лопату,
за отсутствием орудия производства соскучился и стал бросать снежки.
Первым снежком он начисто снес сохранившиеся
развалины сторожки Древнира, которым Сарданапал уже год как пытался придать
статус памятника культурного наследия. Второй снежок безобидно сгинул в лесу,
третий же неожиданно для хозяина (для ослов большинство подобных вещей всегда
происходят неожиданно) высадил раму в личной комнате доцента Горгоновой.
Сообразив, что случилось, Дубыня охнул и,
закрывая голову руками, понесся по парку, ломая деревья. Скрыться он не успел.
Рассерженная Медузия выскочила на балкон, вскинула перстень, и безобразия
прекратились за временным превращением Дубыни в червя.
Тане сама собой вспомнилась шутливая задачка
для первого курса, придуманная Тарарахом:
«Циклоп, находящийся в хорошей спортивной
форме, может пинком отправить болонку на семьдесят метров, что в двести раз
меньше количества волос в бороде у лешего. Сколько зубов выбил Дубыня Горыне
своей палицей и какова средняя длина дождевого червя?»
Таню охватило вдруг бесконечное
неконтролируемое счастье. Оно было подобно внутреннему дуновению, точно один из
вчерашних ветерков-мародеров забрался к ней в ухо и теперь выметал из нее тоску
и дурное настроение.
Она бросилась к футляру, откинула крышку,
схватила контрабас и смычок. Рваные звуки разлетались по комнате,
непредсказуемо видоизменяя реальность. В комнате то мелькали фиолетовые цветы,
то с потолка начинал накрапывать дождь, то из-под кровати доносилось тоскливое
мычание.
Перстень Феофила Гроттера негодующе
закашлялся, отплевывая возмущенные искры. Это был намек, что Таня так толком и
не научилась преображать реальность, используя контрабас и смычок. В конце
концов, маголодии, флейтой ли, не флейтой ли произведенные, – удел светлых
стражей. Все же прочие, вторгаясь в их исконную область, подобны табуну коней,
пришедших записываться в кружок выпиливания лобзиком.
Неожиданно вместе с женой заявился поручик
Ржевский, показал билет и чинно уселся на кровать, сложив на коленях руки.
– Мы пришли на концерт! Не прекращайте играть,
маэстро! Мы есть, но нас все равно что нету! – сказал он.
Недолеченная Дама закивала, поднося к глазам
лорнетку.
