Свеколт и Аббатикова снова переглянулись.
Ванька приготовился услышать ответ, что Бейбарсов тоже ушел туда, где ему будет
лучше.
– Жив. Но ему досталось больше, чем тебе. К
тому же он сам себя ранил костью. Это в сто раз опаснее любого укуса, –
сказала Ленка.
Ванька наконец оглядел комнату, в которой
лежал. По отвисшим обоям он определил, что это все тот же двухэтажный барак.
Свеколт и Аббатикова вытащили его из подвала, однако переносить далеко не
стали. Бейбарсова в комнате Ванька не увидел и удивленно спросил:
– Он здесь?
– Нет, – сказала Ленка.
– А куда он делся?
– Когда мы почуяли беду (это все Жанна,
кстати!) и появились в подвале, вы оба лежали рядом, как дохленькие. Упыри как
раз собирались оттяпать Глебу голову, а потом без помех заняться тобой. Мы
наскоро разобрались с упырями, бросились к Глебу, привели его в чувство, но он
оттолкнул нас и сразу скрылся. Не пожелал даже с нами разговаривать. Я только
успела понять, что раны его крайне серьезны.
– Но почему он не стал с вами разговаривать?
Разве вы не вместе? – искренне удивился Ванька, воспринимавший всех трех
некромагов как единое целое.
Свеколт посмотрела на Аббатикову.
– Мне тоже так когда-то казалось. Некоторым
это мерещится до сих пор, – с горечью сказала она.
Глава 5
О практической пользе двойного моргания
Дурак боится стороннего зла, а умный сам себя.
И сто хмырей такую свинью тебе не подложат, какую сам в себе бесплатно
вырастишь.
Медузия Горгонова. Лекции для первого курса
Таня, Лоткова и Ягун поднимались по лестнице в
Большую Башню. Ратная магия только что завершилась.
– Никто не подскажет, что творится в
Тибидохсе, если даже меня – заметьте, меня! – обучают ратной магии? Бабуся
мне в детстве даже вилки не давала! Только ложку, и то пластмассовую! –
сообщил Ягун, бодро перескакивая через две ступени.
Лоткова быстро взглянула на Ягуна. Заметно
было, что этого факта биографии играющего комментатора она еще не знала.
– У нас тут что-то происходит! Медузия, и та
напугана, – сказала Таня.
Ягун, которого эта новость застигла во время
очередного прыжка, сорвался со ступеньки.
– Кто напуган? Меди? Да я скорее поверю, что
Великая Зуби избавилась от своей лошадиной челки!
– Нет, правда. В Тибидохсе неприятности. Я
сама слышала, – сказала Таня, деликатно не проводя границы между «слышала»
и «подслушала».
Играющий комментатор легкомысленно цокнул
языком.
– В Тибидохсе вечно неприятности! Это
хроническое, мамочка моя бабуся! Сколько я себя помню, тут все всегда висело на
волоске. Каждый год ожидали то трещины в Жутких Воротах, то нашествия нежити,
то потопа. В результате прав оказывался всегда тот, кто спокойно жил, творил
добрые дела, не гнал волну и не толок воду в ступе!
По неясной причине слова Ягуна привели Лоткову
в раздражение.
– Твоя проблема в том, что у тебя вообще нет
проблем, – негромко отрезала она, не глядя на играющего комментатора.
Ягун поморщился. Таня ощутила, что между
Ягуном и Лотковой идет скрытая борьба. Странно, очень странно! Ягун и Лоткова
всегда представлялись Тане устойчивой парой.
На первый взгляд казалось, что главный в этом
дуэте Ягун, потому что именно его хохот и его острящий голос слышны были
непрерывно. «Объявляю сегодняшний день свободным от приобретательства!» – мог
заявить он и уже через пять минут, забывшись, завопить: «Кстати, Кать, а новую трубу
для пылесоса нам уже доставили?»
Лоткова отмалчивалась, улыбалась и внешне
позволяла Ягуну играть первую скрипку. Но как ни полыхает огонь и ни сыплет
искрами, все же три четверти планеты покрыты водой и никуда от этого не
денешься. Несколько раз случалось, что Таня просила Ягуна сделать что-нибудь, и
тот мгновенно загорался, но Лоткова в последний момент все переигрывала.
– Понимаешь, – оправдывался Ягун. –
Должен же я уступить ей хоть в чем-то? Даже бабуся говорит, что я ее тираню.
Вот и сейчас я не могу ловить гарпий для Тарараха, потому что на Лысой Горе
иванокупальская распродажа обуви, а одна лететь она боится. Свалится еще в
океан.
– Как может Катька – профессиональная
драконболистка!!! – бояться долететь до Лысой Горы, когда туда летают даже
старые ведьмы на садовых граблях??? – с досадой спрашивала Таня, не
имевшая большого желания ловить гарпий в одиночку.
Ягун пожимал плечами, но все равно летел на
Лысую Гору и возвращался обратно с кучей коробок. Коробки, как цыплята за
курицей, тащились по воздуху за его пылесосом. Большая часть покупок была,
конечно, для Лотковой, но немалая и для самого Ягуна. Страдающий от деспотизма
комментатор редко мог удержаться, чтобы не заскочить в свой любимый
драконбольный магвазин и не купить что-нибудь из снаряжения.
– Бедный, бедный я мшелоимец! – каялся
он.
– А что такое «мшелоимец»? – спрашивала
Таня.
– Есть такой грех – мшелоимство . «Мшель»
означает кошель. Но мшелоимство – это не набивание кошелька. Тут сложнее. Мшелоимство
– губительная привязанность к вещам. Есть вот у меня два пылесоса, а я хочу
третий, якобы самый нужный. А получу третий – захочу четвертый –
турбореактивный, с завихрительной насадкой в трубе! Кстати, я уже его хочу!
– Ну хочешь и хоти! Должна же у тебя быть
мечта! – резонно говорила Таня.
– Да, но совсем не такая… Тут не все так
элементарно. Пока ты пользуешься вещью, ну вроде как зубной щеткой, не думая о
ней, это ничего, терпимо. Но, бывает, прирастаешь к одной какой-нибудь
штуковинке. Перстеньку, цепочке, пылесосу – неважно. Поначалу все невинно
начинается, а затем вещица впиявливается в душу и уже не отпускает ее. У
лопухоидов сплошь и рядом можно увидеть, как двое каких-нибудь дядечек –
смирных таких послушняшек, тихих, с животиками – разбивают друг другу очки
из-за поцарапанной машины. И царапина-то ерундовая, да только машина к душе
приросла.
«Как у меня к контрабасу», – подумала
Таня.
Ступеньки наконец закончились, и втроем они
оказались в светлой гостиной Жилого Этажа.
Там уже потрескивала растопленная русская
печь, на которой, задиристо толкаясь, сидело с десяток промерзших
первокурсников. У печи дежурили циклоп Пельменник и маленький, кособокий, с
торчащей бородкой домовой – то ли Федюнчик, то ли Федянчик. Путаница с именем
происходила оттого, что Федюнчик/Федянчик не выговаривал доброй половины
алфавита.
