Внезапно боевой маг издал горлом
предупреждающий звук. Минелли уже протянул за зудильником руку, когда что-то
зашевелилось у него на коленях. Он озадаченно посмотрел вниз и увидел мелкого,
не крупнее котенка дракончика, старательно выцеливающего его любимые усы. В
следующий миг Тангро дохнул – впрочем, весьма скромно, чтобы не опалить
кожу, – и усов у Людвига Минелли не стало.
Это было уже слишком. Минелли завопил и
ласточкой выпрыгнул из склепа, повиснув на платке-парашюте. Тангро сделал
вокруг него круг почета и удалился.
– А без усов вы моложавее! Военное бритье!
Поджигаешь щетину, после чего быстро тушишь ее полотенцем, – издали
крикнул ему сделавший петлю Ягун.
Людвиг Минелли не прислушивался, что кричит
ему этот сумасшедший русский. Покачиваясь на платке-парашюте, он деловито
опускался в сугроб, прикидывая:
«Людвиг Минелли, магйор, ранен при попытке
героического задержания некромага Клебба и его сообщников. Получил денежное
пособие в связи с утратой здоровья и психологическим шоком. Награжден орденом
Орла третьей степени. Отправлен в шестимесячный отпуск на Гавайские острова».
Что ж, тоже неплохо! В конце концов, правильно
гласит армейская поговорка: не того хвалят, кто заколол вилкой великана, но
того, кто упомянул об этом в рапорте.
* * *
Через час Ягун окончательно уверился, что
погони за ним и нет. Драконы вели себя спокойно. Тангро, давно настигший их, не
захотел лететь в хвосте и пристроился позади Гоярына, как второй дублирующий
вожак.
– А Хлепп Шагом-Марш – это сильно! Мощная
творческая жилка у парня! – в голосе у играющего комментатора сквозили
ревнивые нотки. Он не знал, как Людвиг Минелли любил составлять отчеты, что не
могло не развить его способности.
– Он не называл его Хлепп Шагом-Марш! –
поправил Ванька.
– А как называл?
– Максимум Хлепп. Шагом-Марш – это уже
ты, – поправил его Ванька.
– Что, в самом деле я? – умилился внук
Ягге. – То-то я гляжу, что мне понравилось!
– Слушай, прости меня! Я тут все себя грызу!
Из-за меня у тебя будут неприятности! – извинился Ванька.
– Неприятности? – не понял Ягун. –
Ты о чем?
– Ну как? Мы не подчинились приказу, улетели
от склепа Магщества, обстреляли его.
Играющий комментатор возмущенно повернулся к
нему всем корпусом.
– Кто обстрелял? Мы? Не искажайте факты,
господин маечник! Мы вели себя послушно, как мальчики-зайчики. Не нападали,
остановились, когда нас вежливо попросили! Ты только сказал этому усатому:
«Поднимите голову!» Команду Гоярыну ты не подавал – во всяком случае, вслух.
Придраться можно только к тому, что мы улетели от склепа Магщества, ну и чего
дальше? Не знаю, как ты, но я умчался, потому что испугался драконов и полетел
звать на помощь маглицию!
– Но тогда получается, что виноваты драконы!
Нет, я так не согласен!
– Я тебя умоляю! На драконов никто в Магществе
не взбухнет. Себе дороже станет. На Западе полно всяких обществ защиты
зверушек. Там муху в кафе газетой прихлопнешь – тебя обвинят в садизме и
надругательстве над трупом! Все, тема закрыта, забита гвоздями и завинчена
шурупами! – оборвал его Ягун.
Ванька кивнул, хотя и не разделял оптимизма.
Флюгер в форме ладони, который комментатор оставил у себя как трофей, продолжал
противно верещать, ябеднически указывая на Ваньку кованым пальцем.
В душе у Ваньки все взбунтовалось от обиды. За
что? Ему захотелось отобрать у Ягуна эту ладонь и зашвырнуть в первое
попавшееся болото. Остановила его лишь мысль, что злиться на глупый прибор
бесполезно. Эта настроенная на конкретного человека железка ни в чем не
виновата. Она только свидетельство того, что судьба его и судьба Бейбарсова
связаны. Яд личности Глеба, впрыснутый в Ваньку зеркалом Тантала, продолжает
разъедать его.
Тем временем Ягун, в сознании которого любая
забота удерживалась не дольше, чем мокрый обмылок на закругленном краю ванны,
уже рассуждал о Лотковой. Это задумавшийся о чем-то Ванька обнаружил не сразу,
а лишь когда Ягун был уже где-то на середине фразы.
– …мы с ней оба буки, и это тупик для развития
отношений. Надо, чтобы один был бука, а другой, к примеру, бяка. Понимаешь,
всякие отношения имеют свою скорость утраты совершенства. Это как новый
пылесос. Вначале он такой сияющий, хромированный – прям бы расцеловал и съел.
Но вот прошел год, появилась первая царапина. Теперь это просто надежный,
довольно новый, спокойно-любимый пылесос. Еще через год спокойно-любимый
пылесос превращается в рабочую лошадку, и так до тех пор, пока не докатится до
постылой машины.
– Да не лезь ты со своими пылесосами! Ты что,
разлюбил Катю? – резко оборвал Ванька.
Его конкретный, не любивший лишних абстракций,
слух уловил в путаных рассуждениях Ягуна внутреннюю трещину. Играющий
комментатор забеспокоился.
– Ну нет, почему? Я и мизинца ее не стою.
Просто чего она все время давит, как танк? Все эти фокусы, истерики… Мне же
неприятно. Я ведь могу в сторонку отойти и под гусеницей бутылочку с
зажигательной смесью забыть! – сказал он.
Ванька вскинул голову, отыскивая между
драконами Тангро.
– Да ну вас! Вы с Катькой просто два эгоиста.
А как поступает эгоист, когда ему дают кашу с изюмом? Сразу выковыривает из нее
весь изюм! Вот и вы повыковыривали друг у друга изюм, а теперь и каша вам
противная, и небо недостаточно синее, и мама какая-то орущая! И вот начинаются
эксперименты, дурь всякая. То перцу в кашу подсыпать, то сахара пять ложек, то
из носа чего-нибудь наковырять и в ту же кашу отправить…
– С кашкой-то у тебя наболело… – хихикнул
Ягун. – И что нам делать, если мы весь изюм уже съели? Другие тарелки
искать?
– С другими тарелками повторится та же
история, только раза в два быстрее. Лучше Кати тебе нигде никого не найти – ты
это сам прекрасно понимаешь.
Ягун не стал спорить.
– Тогда что?
– Перестаньте быть эгоистами! Откажитесь от
эгоизма – и все! Единственный способ радоваться всегда и всему – это радоваться
радостям другого так же, как собственным! Не усложнять, а упрощать! Не
ковыряйте изюм – радуйтесь всему, что посылается! – сказал Ванька.
Играющий комментатор задумался. Заметно было,
что такая мысль ему самому еще не приходила.
– Да пожалуйста! Я обеими ногами – за! Ну а
если я откажусь от эгоизма, закину свою вредность в кустики, а Катька не
откажется и не закинет? Оставит себе дробовичок и – пуххх! Да только не каждый
пуххх – Винни!
