– А кого мне на них выпускать, если других
драконов нет? Гоярына? Или самой летать за ними с бензопилой? Я не рвусь, а
Ягун, между прочим, рвется, – бурчала Таня.
– А без драконов пилотажу обучать нельзя?
– Ага. А лучше и пылесосов не выдавать, чтоб
не упали. Пусть скачут по стадиону на палках и орут «иго-го!» и «тпр-ру!», как
на вводном занятии конноспортивной секции! – сердито говорила Таня.
Соловей кричал на нее, топал ногами, однако
перед Сарданапалом стоял за Таню горой, утверждая: «Обычные люди учатся на
ошибках, а молодые тренеры и доктора – на трупах, которые еще на что-то
надеются!»
Сейчас Тане пришла вдруг мысль послушать, как
проходят уроки у других преподавателей. Она поднялась по лестнице, прокралась к
дверям кабинета Медузии и прильнула к ней ухом.
– Сегодняшняя наша тема связана не столько с
нежитеведением, сколько с тренировкой внимания. Пишите: «Сказочное
оригами», – услышала она голос доцента Горгоновой. – Перед каждым из
вас на столе лежат четыре листа бумаги. Они, по сути, ничем не отличаются, но
лишь до тех пор, пока мы не начинаем складывать из них нечто. Первый слой
называется maelog. Это то, что вы кладете снизу… То, что вы кладете на то, что
вы кладете снизу, называется maelogvidikor. Третий слой –
maelogvidikorremoloeg. Его кладут сверху того, что кладут на то, что кладут
снизу. И, наконец, последний слой – maelogvidikorremoloegmederong. Его, как
несложно догадаться, кладут на то, что помещают на то, что кладут на то, что
кладут снизу.
Таня ощутила, что мозги у нее начинают
медленно плавиться.
– А что означает сама фигура? – спросил
тонкий девчоночий голосок.
– Сама фигура не означает ровным счетом
ничего! – категорично отрезала доцент Горгонова. – Для сказочного
оригами это непринципиально. А теперь, чтобы вы – конкретно вы, дорогая моя, не
отворачивайтесь! – усвоили все в правильной последовательности, повторите
все, что я сказала, начиная с maelogvidikorremoloeg и до
maelogvidikorremoloegmederong.
– Но я ничего не запомнила!
– Тренируйте память, Анечка! У вас что в
черепе, мозги или одни дырки для волос?
– Вы не имеете права спрашивать! Это новый
материал! Правилами школы это запрещено! – вступился за нее головастенький
мальчуган.
Тане стало жутко. Сказать такое Медузии мог
только явный самоубийца. Однако Медузия была настроена благодушно.
– Вот и прекрасно, что материал новый! Значит,
он еще не успел изгладиться из памяти у Анечки, укрепленной долговременным
ковырянием в носу! А вас, господин правовед, я попрошу остаться после занятий и
помочь мне почистить клетки с хмырями. Фартук и респиратор я вам выдам.
– Но почему я? – простонал бедолага.
– Как почему? Насколько мне известно, в
правилах школы, которые вы так любите, оговорены «помощь в организации учебного
процесса» и «уход за наглядными пособиями»!.. – ледяным голосом сказала
Медузия.
Тугой порыв воздуха толкнул дверь. Таня
услышала, как по классу пронесся безбашенный молодой ветерок, срывая со столов
все приготовленное для оригами.
Взглядом вернув на место сорванный шпингалет,
доцент Горгонова захлопнула окно.
– Погода портится! Я всецело согласна с вами,
уважаемые мои, однако это не повод всем вскакивать с мест! Упавшие бумажки
можно вернуть с помощью элементарного телекинеза! – услышала Таня ее
голос.
* * *
Ураган, первым посланцем которого был еще
вчерашний ветерок, разыгрался на рассвете. Он принесся с океана, проскользнув в
разрыв между скальными грядами. Первым делом ураган взлохматил и частично
переломал вершины соснового бора. Свалил в пруд старый дуб, что вызвало
ожесточенную стычку между лешими и водяными, в которой пострадало несколько
русалок, одна наяда и три нервные дриады. Причем дриады по собственной
горячности, неосторожно сунувшись преследовать врага на мелководье.
Дальше ураган пронесся по парку, опрокидывая
статуи, которые Поклеп не успел убрать в ящики с песком. У поручика Ржевского
ураган вызвал такой бурный восторг, что он охрип от радостных воплей, едва не
заболел от перевозбуждения и растерял все торчащие у него в спине ножи.
Недолеченной Даме, как личности до кончиков
ногтей трагической, буйные восторги мужа не нравились. Она скорее предпочла бы,
чтобы он порыдал где-нибудь в сторонке или по примеру Безглазого Ужаса слегка
пораскинул мозгами по подвалам Тибидохса.
– Вольдемар, умоляю вас: будьте благоразумны!
Не надо экстазов, криков, ничего этого не надо! – настойчивой осой гудела
она.
Таня услышала ураган на рассвете. Не зная еще,
что это такое, сквозь сон удивилась монотонному гулу и шуму, которые издавали
массивные, окованные железными полосами подъемные ворота. Ветер давил на них с
ровной, беззвучной силой. Ворота стонали и раскачивались на цепях.
На тесную площадку, окруженную с трех сторон
стенами, нанесло океанской пены, и она лежала огромной, почти в треть башни
желтоватой шапкой. Рыхлая влажная земля, сорванная с клумб, налипала на
мраморные основания статуй. Она же забила фонтаны.
К десяти утра могучий ураган, до того
наступавший единым фронтом, ослабел и распался на множество буянящих
ветерков-мародеров. Гуляя по двору Тибидохса между его башнями и
многочисленными постройками, ветра-мародеры опрокидывали бочки, охотились за
плохо запертыми форточками, срывали и закручивали вывески.
В четверть одиннадцатого в окно к Тане
забарабанил Соловей.
– Драконы! – крикнул он, задыхаясь, и, не
объясняя ничего, умчался.
Таня схватила контрабас и полетела за ним.
Ветер рванул ей навстречу, но сил для атаки у него уже не оставалось, и он лишь
швырнул ей в глаза горсть пыли.
Ворота ангара сыновей Гоярына были вдавлены
внутрь и распахнуты. Ангар же Гоярына больше напоминал консервную банку,
которую за отсутствием ключа вскрыли топором, а после бросили в костер, чтобы
она как следует обуглилась.
Увидев Таню и Соловья, джинны-драконюхи
заметались, симулируя деятельность. Потом все быстро слиняли. Лишь один,
которого Соловей настиг, пояснил, что случилось.
Первым ураган атаковал ангар с молодыми
драконами и выдавил ворота. Сыновья Гоярына стали в испуге метаться и улетели.
Причем улетели все шесть – Ртутный, Пепельный, Стремительный, Искристый,
Огнеметный и Дымный. Перед тем как улететь, Огнеметный немного прочистил
стадион от лишних, по его мнению, скамей.
Гоярын, возбужденный воем ветра и тревожными
криками сыновей, стал биться в ангаре. С воротами он не совладал, но проломил
хвостом крышу, спалил огнем те скамьи, которые оставил ему добрый сынок, и тоже
улетел.
