«Это было бы сильно, если бы оказалось, что
Бейбарсов устроился работать на железную дорогу!» – подумала Таня. Ей, с ее
буйным воображением, живо представился Глеб, который идет вдоль вагонов и
простукивает молоточком колеса.
Пока Таня соображала, как ей поступить:
стучать в будку или нет, шлагбаум толчками опустился. Из будки вышла немолодая
полная женщина в оранжевом жилете и с сигнальными флажками в руке. У нее было
доброе круглое лицо с красными веками и мягким, похожим на второй воротник
подбородком.
Через минуту из-за поворота лениво вытащился
порожний товарняк. Проводив поезд, женщина дождалась, пока шлагбаум поднимется
и повернулась, собираясь уйти.
– Погодите! – крикнула Таня.
Женщина остановилась и, грузно повернувшись,
посмотрела на нее с высокого крыльца. Было заметно, что у ее будки не каждый
день появляются девицы с толстой коркой льда на одежде и с контрабасом в руке.
– Издалека?
– Издалека, – отвечала Таня.
– Кто ж по такому морозу шастает? Лицо-то
снегом потри! Да поэнергичнее, не жалей! – посоветовала женщина.
– Зачем? – не поняла Таня.
– Так не покупное ж… Пригодится еще, –
резонно ответила женщина.
Таня послушно растерла лицо снегом, с
удивлением обнаружив, что кожа ничего не ощущает. Сообразив, что это означает,
Таня испугалась и стала тереть лицо втрое энергичнее. Женщина продолжала стоять
на крыльце, наблюдая за ней.
– Не потерялся нос-то? И то ладно. Остальное –
дело наживное, – насмешливо сказала она, когда Таня устала растирать лицо
и стала скусывать желтые льдинки с изнанки перчаток.
Таня подняла голову.
– Глеб у вас? – спросила она, готовая при
отрицательном ответе извиниться и сразу уйти.
Женщина перестала улыбаться, вздрогнула и
удивленно посмотрела на Таню.
– Ты кто такая будешь ему? Ну проходи!..
Таня поднялась на крыльцо. Дежурная по
переезду грузно, как большая утка, шла впереди, рассуждая точно сама с собой:
– Плох он, а в больницу не хочет ехать.
Неприятности, что ль, у него какие, не пойму! Помрет еще, а я отвечай: кто
такой, где взяла.
– А вы давно его знаете? – спросила Таня.
– Давнее некуда. Стою вчера и вижу, с
товарняка кто-то в снег прыгает. Сиганул и ко мне!.. Я думаю: кто таков, а он
синий весь. Прям покойник ходючий.
«Довольно точное определение
некромага», – подумала Таня.
– Ты дверь-то закрой, не выстуживай! И снег
мне тут не стряхивай! – закричала женщина, за рукав протаскивая ее внутрь.
Таня послушалась. Немалую часть будки занимал
стол с телефоном, расписанием движения по линии и толстой тетрадью большого
формата. Между столом и стеной стояли две лопаты – одна штыковая, другая для
уборки снега. Тут же помещались газовая плита с баллоном и посудный шкаф. К
шкафу одним концом была прикручена проволока, на которой висела белая штора в
цветочек.
Дежурная отодвинула ее сердитым рывком. Сразу
за шторой Таня увидела кровать. Бейбарсов лежал, до подбородка укрытый одеялом.
Лицо у него было зеленое, худое, глаза запавшие.
Когда Таня появилась, Глеб с заметным усилием
привстал и облокотился о спинку.
– Вы уже знакомы? Это Галина Николаевна, а это
Таня, – сказал Бейбарсов.
Он был отрешенный. Казалось, Глеб смотрит не
на Таню, а в себя. Именно поэтому Таня не испытала того движения сердца к нему,
которого смутно боялась и одновременно ждала.
Дежурная что-то пробурчала и вышла, задернув
за собой штору. В следующую минуту Таня обнаружила, что Галина Николаевна все
делает с шумом. С грохотом ставит сковороду на плиту, с грохотом передвигает
стулья. Даже с кошкой она не могла разговаривать спокойно и орала на нее,
подталкивая валенком к миске. Кошка, сытая до ожирения, не обижалась. Заметно
было, что к крику она давно привыкла.
– Она такая всегда? – спросила Таня.
– Всегда, как я сумел понять, – улыбаясь
углом рта, сказал Глеб. – Это у нее внутренняя компенсация за доброту.
Вроде как она сама себя стыдится. «Вы все думаете, что я хорошая? А вот я
сейчас как вас разочарую!»
Таня молчала, внимательно глядя на него. Она
представляла себе их встречу совсем не так, не в будке у железной дороги, когда
рядом через занавеску швыряют на плиту сковородки и грохочут поезда.
– Привет! А я это… получила твое
письмо, – сказала она, чтобы что-то сказать.
Для Глеба это не стало новостью.
– Я знаю. Я почувствовал мгновение, когда в
мыши шевельнулась тень жизни.
– Ты здесь давно?
– Нет.
– И надолго? Пока не выздоровеешь?
– Пока не выздоровею, – подтвердил Глеб
со странной усмешкой.
Выглядел он скверно. Губы были воспаленные, а
кожа на лице натянулась настолько, что явственно выделялись контуры черепа,
особенно отчетливые на скулах.
Смятение Тани не укрылось от Глеба.
– Лучше поговорим о чем-нибудь другом, –
предложил он.
– О чем?
– Сложно поверить, что за сутки можно многое
передумать, но страдание иногда ускоряет мыслительные процессы. Теперь я
совершенно точно вижу, что когда человек не может затормозить себя сам, жизнь
помогает ему, заботливо выращивая на пути у него столб. Так что лучше все же
иметь тормоза внутри. Говорю тебе это на практике.
– На практике? – не поняла Таня.
– Хочешь взглянуть на мою практику? Пожалуйста!
Бейбарсов рывком сдернул одеяло. Таня увидела,
что правая нога у него распухла до невероятных размеров, а ступня имеет
сине-фиолетовый оттенок. От ноги шел тяжелый запах. Казалось, изнутри она
плавится на медленном огне.
Глеб разглядывал свою ногу с отрешенной
созерцательностью.
– Хороша, не правда ли? – сказал
он. – С утра она была несколько меньше, и фиолетовый оттенок не так
заметен. Жаль, что не зеленая. Тогда можно было бы представлять, что это
новогодняя елка. Нарисовать на ней краской какие-нибудь шарики…
– Что у тебя с ногой? – оборвала его
Таня.
– Бытовая травма. Мы дрались на дуэли с
Ванькой, – сказал Глеб со слабой улыбкой.
– Так это тебя Ванька?
