Это были первые слова за вечер, которые она
сказала ему вслух.
– Не мог, – сказал Ванька.
– Но теперь ты не улетишь?
– Осень мокрая была. Деревья влаги набрали, а
теперь мороз ударил… Боюсь я, лешаки одни не справятся, – сказал Ванька
задумчиво.
Однако голос его не был непреклонным. Таня
почувствовала, что он обязательно отправится с ней в Тибидохс и останется там
на несколько дней. А на больший срок и загадывать не стоит.
– Знаешь, о чем я все время думала, когда
сердилась на тебя, что ты не появляешься? – спросила Таня.
– О чем?
– Я вспоминала, как индейцы назначали друг
другу свидания. Один говорил: «Рыбий глаз, встретимся у озера Тиу-Киуку между
первым и пятым днем новой луны!» – «Хорошо, Тараканья нога!» – отвечал другой.
Один приходил, разумеется, раньше и, покуривая трубку, спокойно ждал другого
трое-четверо суток. Ссориться из-за пяти минут опоздания в метро они бы точно
не стали.
Ванька кивнул и стал сбивать лед с трубы
пылесоса.
– Действительно, не стали бы. Истинное время
мало похоже на время календарное. И измерять его надо не в часах и в минутах, а
в переживаниях и мыслях. Истинное время не требует успеть куда-то к сроку, а
просто прийти, приплыть, добраться… – сказал он.
Спустя минуту контрабас и пылесос уже неслись
туда, где мерзнущий играющий комментатор караулил на поле драконов.
«Алмазный ключик» постепенно пустел. Гости
расходились. Наконец наступил момент, когда Гробыня осталась в зале одна. Гуня
вышел, чтобы вынести заснувшего прямо за столом Кузю Тузикова. На реактивном
венике уставший Кузя усидеть уже не мог, и его пришлось грузить в такси.
Таксист, молодой парень, откровенно ржал, когда Гуня заботливо укладывал на
колени пассажиру большой веник.
Гробыня поднесла бокал с шампанским к зеркалу
и чокнулась сама с собой.
– Поздравляю тебя, Аня! Ну как ты пережила
этот денек? А ведь волновалась, в подушку плакала, – спросила она сама у
себя, и сама себе ответила:
– Да ничего, нормально! Вроде никто не
заметил.
Внимание ее привлек какой-то мелодичный звук.
Гробыня подняла голову. Над ее головой мечтательно и тихо покачивались, касаясь
друг друга и позванивая, многочисленные ключи.
Глава 13
Ответ
Человеческие действия и поступки стоит
взвешивать не с точки зрения материальной выгоды, а с точки зрения времени,
которое они пожирают.
Сарданапал Черноморов
Активная личность отличается от гиперактивной
в основном степенью беспокойства своих ручек. Когда Таня и Ванька прилетели на
подмосковное поле, то гораздо раньше Ягуна и драконов увидели большой костер,
плясавший на подмороженной земле огненной запятой.
Когда пылесос и контрабас опустились на поле,
играющий комментатор как раз, пыхтя, подтаскивал к огню толстую ветку. Молодые
драконы крутились возле огня, поочередно засовывая в него морды.
– А ну фу! Пошли отсюда! – орал на них
Ягун, швыряя в них палками и снежками.
– Чего ты взбесился?
– Кто, я? Да они мне два раза уже весь костер
расчихали! А этот, Пепельный, самый из них гад! Только притащишь пень
какой-нибудь, а он дохнет на него – и раз! – головешки одни. Сидит и
скалится. А ну уйти, морда! Русским языком тебе сказано!
Радостная, полная жизни «морда» на мгновение
отодвигалась, после чего вновь лезла в костер.
Не слушая Ягуна, Таня бросилась к Гоярыну и
стала обнимать его шею. Гоярын благодушно щурился и высовывал раздвоенный язык.
В отличие от своих сыновей, старый дракон вел себя уравновешенно. Не носился,
не хлопал крыльями, не забавлялся, замыкая мордой провода электропередач.
– Хороший мальчик… умный мальчик… – повторяла
Таня, лаская Гоярына.
К ее ласкам «умный мальчик» относился довольно
спокойно. Чешуя дракона отличается большой прочностью и низкой
чувствительностью. Чтобы дракон ощутил что-нибудь, надо либо гладить его
рубанком, либо касаться ладонью ноздрей и осторожно дуть в глаза.
Именно этот второй путь Таня и выбрала.
– Пособие по глажке драконов. Для глажки
драконов требуются: а) впечатлительная девица; б) замученный этой девицей
дракон. Перед глажкой дракона рекомендуется как следует зафиксировать! –
весело сказал Ягун.
Вскоре они уже мчались к Тибидохсу. Первым,
разбрызгивая искры из трубы, летел Ягун, пытавшийся установить новый рекорд
дальнего перелета. За этим беспокойным типом увязались горячие молодые драконы,
которых он ухитрялся на лету дразнить. Потом Гоярын, Тангро и, наконец, в
хвосте – Таня и Ванька.
– Вы последние! Вы последние! – в
серебряный рупор комментатора орал Ягун.
– Не говори «последние». Говори
«замыкающие», – поправила Таня, которой не хотелось сейчас лететь быстро.
– Ага. И не говори «дурак». Говори: «Человек
труднопостижимого развития ума», – сказал Ягун.
Для отдыха они остановились лишь однажды,
перед океаном. Ванька достал обрывок скатерти самобранки, у которого можно было
добиться только каши и малосольных огурцов. Ягун поморщился и замотал головой.
– Ты же говорил, что любишь огурцы? –
удивился Ванька.
– Вот именно. Люблю. Как же я могу их есть?
– Че-е-го? – не поняла Таня.
– Ну вот ты же любишь Ваньку? Ты же его не
ешь! А тут огурцы! Не чувствуешь некое сходство? Как вообще можно есть то, что
ты любишь?
– Ягун! Ты перегрелся!
У играющего комментатора нашлась своя версия.
– Скорее уж отморозился, – сказал он.
В Тибидохсе их уже ждали, хотя прибыли они на
рассвете, когда небо только-только начинало розоветь в той части горизонта, где
из океана должно было выплыть солнце.
Еще издали Таня увидела на стенах несколько
маленьких фигур, в которых зоркий Ягун определил Медузию, Сарданапала, Ягге,
Поклепа и Соловья.
– О, Соловей-то как драконам рад! Разве только
не прыгает! – прокомментировал он.
– С чего ты решил? Он же спокойно
стоит, – спросила Таня.
– Это смотря с чем сравнивать! Если черепаха
совершает три движения в минуту, значит, она психует! – заявил играющий
комментатор, а в следующий миг слетел с пылесоса от молодецкого свиста.
– А вот подзеркаливать нечестно, Соловей
Одихматьевич! Я, может, не всерьез гадости говорил, а в совещательном
порядке! – завопил он, выныривая из сугроба.
