Там и сям по коридору медленно бродили посетители, группами и поодиночке, выбирая девушку, как выбирают автомобиль в салоне. Порой они заговаривали с какой-нибудь из них, после чего либо исчезали в номере, либо шли дальше. На лицах лежал отпечаток жадной нетерпеливости, точно завтра наступал конец света и всем хотелось как можно полнее утолить последнее и главное желание.
– А выше у вас что? – спросил Роман, никогда не упускающий возможность получить побольше информации относительно того места, где ему довелось побывать.
– На третьем этаже, – охотно заговорил Карл, – кабинки для вуайеристов. Четвертый этаж целиком отведен для геев. На пятом – кабинки для любителей страпона, группового секса, садо мазо и прочих нетривиальных развлечений. Вообще, там у нас есть все…
– Чем выше к небу, тем грешнее? – вставил Виктор.
– Грех здесь ни при чем, – неожиданно сухо заметил Карл. – Каждый предается любви так, как ему позволяет его натура. А мы не имеем права каким-либо образом комментировать предпочтения наших клиентов.
Он остановился у дверей в самом конце коридора.
– Это здесь, – сказал он, округляя глаза.
По тому, как он себя вел, можно было подумать, что они попадут по меньшей мере в гарем арабского шейха. Самое удивительное, что на поверку примерно так оно и оказалось. Антураж, во всяком случае, был подходящий.
Большое помещение было сплошь завешано коврами и устелено циновками, что одновременно напоминало Ближний и Дальний Восток. Огромные низкие постели, почти сливающиеся с полом, были разделены пологами из ярких прозрачных материй. Шелковые простыни, цилиндрические подушки, немыслимо яркие цвета. И все это густо приправлено запахом индийских благовоний.
– Надеюсь, господа, вам понравится, – сказал Карл, уходя и плотно закрывая за собой двери.
– Мне уже нравится, – раздувая ноздри, пробормотал Крохин.
Навстречу им, поднявшись с постелей, вышли четыре смуглые девушки. Одеты они были так, что одежда скорее подчеркивала, нежели скрывала их наготу. Гибкие точеные тела были точно созданы для любовных утех, и Роман, испытывавший минуту назад сомнения в разумности своих действий, мгновенно забыл о них, стоило ладони одной из девушек коснуться его плеча.
Послышались нежные голоса, точно защебетали птицы. Ухо различало приветствия на английском языке, хотя здесь было не важно, на каком языке тебя приветствуют. Глаза девушек сияли такой радостью, пухлые губы улыбались так обольстительно, что бедный путник буквально падал, сраженный, к их ногам.
– Ну что, капитан, повеселимся? – подмигнул Крохин, с которого девушки уже снимали одежду, тараторя что-то и кокетливо смеясь.
– Почему нет, – отозвался Роман, чувствуя, что чьи-то пальцы ловко расстегивают ему ремень и ширинку.
– Смотри-ка, Карл не обманул, – оглядывая своих и Романовых девушек, сказал Виктор. – Они и в самом деле ничего. Тебе как, капитан?
– Нормально, – проворчал Роман, стоявший уже в одних трусах и рубашке.
– А то можем поменяться.
– Отстань, а?
– Ладно, – смилостивился Крохин. – Отдыхай пока.
Гладя со всех сторон тело Романа, девушки подвели его к одной из постелей и уложили на прохладную простыню. Ничуть не смущаясь, они стащили с него носки и остальные части туалета. Что-то ласково и безостановочно воркуя, они со сноровкой медсестер протерли, где надо, влажными салфетками и тут же, одна сверху, другая снизу, принялись обрабатывать его неутомимо и умело.
Пока одна медленно водила губами по шее, груди и животу Романа, другая посасывала его пальцы и со сводящей с ума неторопливостью поднималась выше, поглаживая кончиками пальцев в особо чувствительных местах. Роман, не знавший затруднений с эрекцией, уже испытывал острейшее желание схватить одну из девушек и насадить на свой изнемогающий от сладкой пытки член. Но он понимал, что, поспешив, испортит им все дело, и потому терпел, глядя в зеркальный потолок, где две гибкие спины возились над его вздрагивающим, беспомощно распростертым телом.
Порой вслушиваясь в происходящее на соседней кровати, где за прозрачной занавесью угадывал только расплывчатые контуры, он слышал долгие протяжные звуки, в которых едва различался голос Крохина. Но вслед за тем очередное жгучее прикосновение заставляло его вздрогнуть и забыть обо всем на свете. И только глаза неотрывно смотрели в потолок, где две смуглые головы сходились все ближе и ближе, неотвратимо приближаясь к эпицентру своих усилий.
К этому времени девушки невесть каким способом успели полностью раздеться, и Роман ощущал то на бедре, то на груди их твердые горячие соски. Изо всех сил сдерживаясь, он хватал их то за груди, то за бедра, но они ловко выскальзывали из его рук, ласково хихикая и возбуждая его тем самым еще больше.
Когда одна из них принялась облизывать его мошонку быстрым, как у мыши, языком, а вторая, надев губами презерватив, чуть не до самого корня захватила его член горячим, как влагалище, ртом, Роман испытал нечто вроде космического сумасшествия. Доведенный до предельного возбуждения долгими, искусными ласками, он готов был кричать от желания, которое им теперь владело.
Он бы и кричал, если бы каким-то краем сознания не помнил о присутствии Крохина. Но Крохин, насмешливый и странный человек, был рядом, и потому Роман только приглушенно стонал, сам не слыша своего стона и думая только о финале, который его ожидал.
Разрядка, как ни старались девушки ее отсрочить, наступила быстро. Роман вдруг почувствовал, что его тело напряглось, как железо, в голове послышался долгий нарастающий звон, позвоночник, ноги, затылок свело судорогой невыносимого наслаждения – и вслед за тем он точно взорвался, забившись в руках девушек с криком, который он уже не сдерживал, да и при всем желании не смог бы сдержать.
Он извергался так долго и обильно, как не извергался, наверное, никогда. Ему умело помогали освобождаться от накопившегося напряжения, хотя он мало что понимал, целиком уйдя в свои ощущения. И только когда он выплеснулся до дна, когда затихли последние, уже слегка болезненные, судороги, он вновь обрел способность видеть, слышать – и соображать.
«Вот это да», – сказал он себе, вытягиваясь и затихая.
Девушки, освободив его от непомерно раздувшегося презерватива, прилегли рядом, оглаживая так нежно, что он почти не ощущал их прикосновений. После такого чудовищного возбуждения хотелось одного – спать, и Роман в другое время не стал бы противиться этому самому невинному из своих желаний. Если бы…
Если бы не присутствие рядом Крохина.
Прислушиваясь к тому, что делается за прозрачной занавеской, Роман вдруг услышал совсем не эротические звуки.
Что-то зашуршало, упало, затем будто звякнуло.
Не может быть!
Роман вскочил, отвел занавеску – и увидел, что Крохин, голый и сосредоточенный, преспокойно роется в его вещах, разложенных на полу.
