Крокодилов имел аппетитные пухлые щечки, за которые его потрепал Модельер, и лукавые блестящие глаза, повторявшие своей формой замочные скважины.
– Проведешь нас в отделы «А» и «Б», а затем в отсеки «Альфа» и «Бета». В книге посетителей мы не значимся. О нас никому ни слова, иначе в твои зенки вставят ключ и провернут… Понятно?
– Так точно!.. – был ответ, и они двинулись по секретным лабораториям ФСБ.
Это были стерильные, без теней, помещения, озаренные негаснущим млечным светом, казалось бы, не имевшим источника. Все было светом, светом разума, оснастившего ФСБ изумительными открытиями и изделиями.
Здесь были уникальные подслушивающие и подглядывающие устройства, к числу которых принадлежала натуральная блоха, оснащенная в тульском конструкторском бюро миниатюрным микрофоном. Такая блоха запускалась в волосы или одежду подозреваемого, и агенту оставалось только следовать по пятам объекта и записывать его тайные разговоры, включая бормотания во сне, среди которых временами раздавались охи и скрежет ногтей по коже, возникавшие тогда, когда утомленная слежкой блоха больно кусала объект.
Тут же были представлены различные экземпляры лобковых вшей с микротелеобективом. Такая живая камера слежения позволяла снимать самые интимные ситуации в жизни подозреваемого, в моменты, когда объект расслаблялся и становился предельно откровенен.
– Между прочим, – Крокодилов протягивал указку к одному из представленных, слабо шевелящихся биороботов, – именно с помощью этой камеры были добыты уникальные съемки голого Генерального прокурора с барышнями из «Метрополя», а также – Министра юстиции, развлекавшегося в бане с девушками. Биоробот устойчив к самым высоким банным температурам, а также к толчкам и встряскам…
Соседнее помещение было секретным отделом Института русского языка. Здесь разрабатывались методики, позволявшие добиваться колоссального воздействия текстов, когда в русское написание слов незаметным образом добавлялись значки, иероглифы, символы из древних магических рукописей. Они придавали обычной речи колдовскую убедительность или неумолимую разрушительность. Именно так, с добавлением клинописных значков из «Кодекса Хаммурапи» создает свои статьи журналист «МК» Марк Немец, описывающий козни «русских фашистов». Так же, но с включением в кириллицу двух-трех иероглифов из «Книги мертвых», пишет свои обличения журналист Пожаркин, он же – Минкин.
– Эти методики, – любезно пояснял Крокодилов, – мы используем для написания ваших ежегодных посланий, господин Президент. Например, ваше недавнее обращение к Федеральному Собранию, вызвавшее всеобщий восторг, включало в себя значки, скопированные с могилы последнего императора Майя, а также некоторые символы Кабалы, встроенные в ваше обещание сделать Россию великой…
Счастливчик вспомнил, как недавно зачитывал в Кремле свое ежегодное послание и во время чтения вдруг ощутил во рту трупный запах, а также другой момент, когда внезапно его охватило безумие и захотелось запустить туфлей в чванливую физиономию лидера ЛДПР.
– В этой лаборатории мы реализуем новейшие открытия в области психологии толпы, – любезный Крокодилов вел посетителей в следующее помещение, своей чистотой и изолированностью напоминавшее инфекционный бокс. Демонстрировал миниатюрный переносной передатчик направленного действия, куда вставлялся лазерный диск с записями Аллы Пугачевой. Облучатель направлял песню Аллы Борисовны на скопление людей – на агрессивную толпу или антиправительственную манифестацию, при этом незаметно кодируя песню ревом бегемота, кашлем туберкулезного больного или выступлением в Думе Жириновского. Толпу, еще минуту назад наглую и агрессивную, охватывал необъяснимый ужас. Роняя транспаранты, бутылки с зажигательной смесью и партбилеты, она начинала разбегаться, освобождая милицию и ОМОН от применения водометов и резиновых дубинок.
– Именно таким способом удалось погасить недавние беспорядки, затеянные на стадионе «Красными ватагами» и «скинхедами». Под песню Аллы Борисовны «Мадам Брошкина» были ликвидированы Предводитель и Фюрер, – докладывал Крокодилов.
Он показывал стенд с баночками красок и специальным смесителем, позволявшим добиваться тончайших оттенков цвета. Такими тонко подобранными красками, добытыми из хитина насекомых, раскрашивались заборы, общественные туалеты, киоски, фасады домов, основания фонарных столбов, а также лица и мысли жителей небольших среднерусских городков, где давно отключили газ, электричество, не работали канализация и отопление, а жилищно-коммунальное хозяйство находилось в безнадежно-аварийном состоянии. Раскрасив определенные места в городе примерно за неделю до выборов, власти добивались того, что жителей охватывало тихое помешательство. Погибая от недоедания, утопая в нечистотах, с сосульками на носах, все как один шли к избирательным урнам и голосовали за «партию власти», включая Райкова, что не укладывалось ни в какие законы психиатрии.
– Мы уже подобрали расцветку для Колосса Московского, согласовали ее со скульптором Свиристели, и можно не сомневаться во всеобщем народном ликовании, – скромно сообщил Крокодилов.
Все это не поражало воображение Счастливчика. Об этом он знал или догадывался, участвуя в спектаклях неутомимого Модельера, каждый из которых являл чудо режиссуры, магии и научного манипулирования зомбированными массами. Тайна, на которую намекал Модельер, отсутствовала. Не стоило отвлекаться от утренних водных процедур и встречи с духовником-стеклодувом Тихоном ради этих вполне банальных безделиц. Он хотел было сказать об этом Модельеру, но набрался терпения и промолчал.
– Здесь вы узнаете секрет так называемых нераскрытых общественно-значимых убийств, – Крокодилов сопроводил их в помещение, своей прохладой, рядами столов и легким запахом формалина напоминавшее анатомический театр.
На столах, чуть белых от инея, лежали жертвы известных на всю страну заказных убийств.
Здесь были телеведущий с эффектными усами и изящными очками, застреленный в подъезде своего богатого дома; щуплый, милый на вид журналист, разорванный на клочки заминированным кейсом; известный банкир, сожженный радиацией, которая все еще пребывала в его желтом, окостенелом теле, о чем свидетельствовал тикающий счетчик Гейгера; молодой и благородный как лорд, с законсервированным румянцем, вытянулся на столе вице-мэр Петербурга; оппозиционный генерал, герой Чеченской войны, нехорошо оскалил стиснутые в последней муке зубы; словно спала, вздымая высокую грудь и наивно разведя ноги в стоптанных туфлях, женщина-демократка, которую все еще оплакивала Дума и чей красноватый, индюшачий нос долгие годы символизировал прогрессивные преобразования общества, рядом, чем-то похожий на мертвого дельфина, навек затих другой депутат-либерал, бросивший когда-то перчатку брутальному Министру обороны, на которую тот просто наехал танком.
Все они, жертвы нераскрытых убийств, озаренные мертвенным белом светом, напоминали посетителей солярия, дремлющих под прозрачными колпаками. И тут же, рядом с каждым, стояли фотографии в рамках, на которых были запечатлены исполнители нераскрытых убийств: симпатичные молодые люди с открытыми лицами, какие изображались на советских молодежных плакатах, некоторые с офицерскими погонами, некоторые в камуфляже без знаков различия. И у всех были правительственные награды. У того же, кто застрелил из снайперской винтовки женщину-демократку, на груди красовалась звезда «Герой России».
