– „Из камней создам слуг и рабов моих!.. Отсохшие ветви смоковницы отсекаю и ввергаю в огнь!..“ – торжественно произнес Счастливчик.
– Ты думаешь, мы молча станем наблюдать, как гибнет по твоей воле страна, крупный и малый бизнес, отечественный товаропроизводитель, система дошкольного патриотического воспитания?.. Мы объявим тебе войну!.. Сложим капиталы и бросим их на твое свержение!.. Используя популярную среди интеллигенции премию „Триумф“, подымем на тебя эстрадных певцов, писателей-фантастов и внучек известных советских литераторов!.. Вновь, как когда-то, выведем на рельсы шахтеров, и от грохота касок упадут кремлевские стены!.. Губернаторы, которые тебя ненавидят, все разом объявят о выходе из состава России, и ты, подобно Горбачеву, останешься царствовать в своей „Пещере волхвов“, где последним подарком будет присланный мной целлулоидный кукиш!.. – Роткопф побелел от гнева, веснушки на его лице воспалились, и весь он, с огненной головой, напоминал красную миску со сметаной, куда нападали розовые мошки.
– Так ли уж ты силен? – Счастливчик едва сдерживался, чтоб не достать пистолет и не выстрелить в ненавистный лоб. – Быть может, твоя сила в твоей бороде, которой у тебя нет?
– Ты хочешь убедиться в моей силе? Так пойдем же!.. – Роткопф потянул Счастливчика за рукав, и они на лифте поднялись выше музея „Волосы мира“ и оказались в белоснежном овальном зале. На стене зала разноцветными яшмами, зелеными, коричневыми и золотистыми, была выложена карта России со множеством горящих точек. Они означали подключенные к электросетям поселки, города, деревеньки, заводы, гарнизоны, ракетные шахты и военно-морские базы. Тут же, на стене, на беломраморных плитах, размещались десятки рубильников с наименованиями регионов, а также огромная панель со множеством кнопок и клавиш, под каждой из которых было название города или завода.
– Ты хочешь убедиться в моем могуществе? – зловеще улыбаясь, произнес Роткопф. – Смотри!.. – Он подскочил к щиту с набором рубильников. Потянул на себя один. Разомкнул, полыхнув шипящей зеленой искрой. И на карте, в целом регионе, исчезло мерцание, образовалась неживая каменная пустота. В городах, где без электричества остались родильные дома и больницы, умирали в обесточенных барокамерах дети, задыхались подключенные к искусственной почке больные, гасли лампы в операционных, и бригада хирургов зажигала спички над разъятым окровавленным чревом. В аэропортах останавливались радары слежения, меркли экраны авиадиспетчеров. Несколько самолетов столкнулось в воздухе, падало горящим металлом. Другие промахивались мимо посадочных полос и врезались в деревья и здания. На железных дорогах отключились светофоры и автоматика стрелок. Столкнулись пассажирский экспресс и состав с сырой нефтью. Пылали вагоны, в них корчились сгоравшие люди.
– Хочешь еще? – Роткопф с сияющими навыкате глазами жадно взирал на Счастливчика, наблюдая его ужас. – Можно еще!..
Потянул другой рубильник, треснувший медной искрой. На карте погас еще один регион. Там, где на мачтах повисли обесточенные провода и исчезла вокруг изоляторов розовая стеклянная плазма, на старте взорвалась космическая ракета, и жуткий шар пламени испепелил окрестные леса, командный пункт, работавших на старте ракетчиков. В здании банка отключились сигнализация и камеры слежения. Банда грабителей, расстреляв охрану, проникла в хранилище, кидала в брезентовые мешки слитки золота и кипы бумажных денег.
– Еще желаете?.. Милости просим!.. – Роткопф хохотал, видя, как побледнел Счастливчик. – А если Москву обесточить?..
Погасла карта вокруг столицы, а вместе с картой погасли кремлевские звезды, остановился электромастурбатор, купленный дамой-сенатором в магазине „Интим“, потухли телеэкраны, и на них как духи растворились одесские юмористы, что вызвало шок у москвичей. Тысячами люди повалили на улицу, на Горбатый мостик, с гневными политическими лозунгами: „Жванецкого в Президенты!“, „Патриарх, заступись за Карцева!“, „Задорнов, будь задорней!“, „И смех, и Грех!“. Здесь имелся в виду министр экономики, обещавший гражданам смех по льготным тарифам.
Роткопф, казалось, забыл о Счастливчике. Лицо его было вдохновенным. По нему пробегали вспышки прозрения. Он был одухотворен божественным откровением, словно композитор, сотворявший великую музыку: выключал рубильники, озаряемый зелеными и розовыми молниями; с силой включал другие, и тогда могучий кулак окутывался голубой прозрачной плазмой; нажимал на клавиши, топя в них растопыренную, мерцающую зарницами пятерню; отпускал клавиши, воздевая руку, с которой, как с громоотвода, сыпались искры. Он напоминал великого органиста. Его тело было перевито огненными змеями. Подвижные ноги пинали шаровые молнии. Неутомимые руки источали громовые удары. Ниспадавшая до плеч грива вставала дыбом, наполненная разноцветными сполохами. Закрытые в муке и счастье глаза ослепли от огненных видений.
От этой ревущей громоподобной музыки гасли города, остывала в мартенах сталь, рушились небоскребы, останавливались компьютеры. Хаос и смерть охватывали необъятные пространства России. Небо озарялось магниевыми вспышками гибнущих самолетов. На земле занимались пожары от взорванных заводов и упавших с откосов поездов. Начались аварии на атомных станциях, над которыми расцветали жуткие букеты радиоактивных взрывов. Выходили из-под контроля системы наведения ракет, и одна дивизия была перенацелена на Китай, а другая отстрелялась по Южной Африке. Толпы обезумевших людей, лишенных тепла и крова, среди падающих зданий, провалившихся площадей, бежали к зданиям мэрий, к дворцам губернаторов, готовые смести их с лица земли. Но и сами элиты были объяты ужасом, ибо повсюду в зданиях администраций, в загородных резиденциях, в уединенных дачах прорвало канализацию, и все тонуло в зловонной гуще.
Роткопф неистовствовал перед картой, на которой то загорались, то гасли тысячи световых сигналов. По стране гуляла обезумевшая волна электричества: то останавливала моторы, лаборатории, прокатные станы, то вливалась в провода с утроенной мощью, пережигала обмотки, создавала короткие замыкания на высоковольтных вышках. Американские астронавты, пролетавшие над Россией на космическом челноке „Колумбия“, с изумлением созерцали эту огненную свистопляску, направили в Хьюстон сигнал тревоги и предположение, что русские посылают сигналы обнаруженной ими инопланетной цивилизации. Однако в агентстве НАССА расшифровали огненный код и успокоили астронавтов. Россия, используя старомодную азбуку Морзе, методом включения и выключения, посылала в небеса одну и ту же фразу: „Боже, храни Америку!“ Наконец Роткопф в изнеможении опустил руки. Потный, тяжело дыша, торжествующе взглянул на Счастливчика.
На том не было лица. Сокрушенный, с белыми, беззвучно шепчущими губами, он взирал на Роткопфа, как древние славяне взирали на Перуна-громовержца.
– Перестань терзать Родину, – слабо вымолвил он. – Я на все согласен…
– И это еще не все, – не унимался Роткопф. Не имея сил говорить во весь голос, он испытывал к поверженному врагу презрение и желание добить. – Мы можем устроить тебе Четвертую русскую революцию, – обессиленно прошептал он, – ибо я купил Мавзолей Ленина, и теперь дух Революции в моих руках. Я могу выпустить его в любую минуту…
