Трапеза началась непроизвольно, без тамады. Перемежалась шутками, забавными историями, изъявлениями симпатий. Моника Левински, сделав рот трубочкой, обсасывала высокую, в виде гриба, солонку, пухлую рукоятку столового ножа, большой красный перец, выложенный на блюдо с салатом, серебряный подсвечник с горящей свечой, пристально щурилась на плывущую за окном Москву, словно примеривалась, что бы можно было взять в пухлые нежные губы и обсосать, – полосатую, извергающую перламутровый дым трубу Северной ТЭЦ, или туманно мерцавшую колокольню Ивана Великого, или Шуховскую башню.
– Я благодарна гостеприимному хозяину, – произнесла она на таком хорошем английском, что все ее поняли. – Он пригласил меня в свой замечательный город, чтобы я могла заключить договор на перевод моей знаменитой книги «Из уст в уста». В русском варианте она будет называться «Мой рот». Это впечатления от встреч с интересными современниками: Бил Клинтон, Альбер Гор, Колин Пауэлл, Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер, а также глава ФБР Фри, вице-президент Чейни и, конечно, Шварценеггер, Сталонне, Ван Дам. Это не диалоги, отнюдь. Вы знаете, я болтушка, но они мне не давали слова сказать… – наградив Мэра чарующей улыбкой, она принялась обсасывать большую говяжью кость с мозгом, очаровательно хлюпая и причмокивая.
– Если бы не ваше любезное приглашение, мой уважаемый благодетель и меценат, – обратился к Мэру романтического вида поэт, у которого ослабла одна из «подтяжек», отчего левая половина лица напоминала молодого Байрона, а правая – старика Гете в гробу. – Если бы не вы, я бы, конечно, посвятил мое время поэзии. Я завершаю поэму под названием «Мертвое море», навеянную мне моей далекой прародиной, что находилась между Вифинией и Галилеей. Там есть такая строфа: «Здесь все бывали, – римские фаланги, пророки из Земли Обетованной. Теперь лежу на дне глубокой ванны, и мне не душно в тесном акваланге…» Моника, если можно, оставьте в покое мой рукав, ибо он будет выглядеть не только изжеванным, но и иссосанным…
Все смеялись остроумному замечанию поэта. Моника оставила в покое рукав и зорко присматривалась к носу журналиста Марка Немца.
Стеклянная ротонда ресторана, открытая небу и облакам, вращалась вокруг глухого цилиндра, в котором скрывались электрические кабели, волноводы, жгуты проводов, медные жилы. По ним, словно невидимые соки, текли бестелесные образы. Насыщали колючее соцветье антенны, разбрасывая в небеса вихри невидимых зрелищ, беззвучных слов, безгласных уверений, бесцветных картин.
– Дорогому хозяину, уважаемому авторитету, – слово взял благовидный главарь преступной группировки, по кличке Честный, подымая рюмку с тминной водкой. – Жить по понятиям – это значит жить по закону, но не тому, который навязывают нам прокуроры и судьи и прочая шерстяная масть, а тому, по которому живут птицы, звери, рыбы морские, смиренные монахи, цветы, а также «воры в законе». В моем лице они выражают вам благодарность за уважение к понятиям, обещают и впредь соблюдать законы птиц и цветов и дарят вам этот скромный подарок, серебряный ушат, – Честный сделал жест слуге, который тотчас же поднес и поставил на стол серебряный сосуд, напоминавший небольшой бочонок с крышкой. – А почему, спросите вы, – ушат? Да потому, что в нем уши тех, кто не хочет жить по понятиям. В данном случае, это уши Ибрагима с Черемушкинского рынка, и Васьки, по кличке Автостоп, которому вы поручили контролировать автомобильные парковки. Примите, не побрезгуйте, Христа ради!.. – он открыл серебряную крышку ушата, где на дне сосуда лежали отрезанные пары ушей, смуглых и белых. Гости брали их в руки, рассматривали, качали головами. Неутомимая Моника попыталась запихнуть смуглое ухо в рот, но была остановлена поэтом.
Слово взял знаменитый певец, который все время слегка похохатывал. Дело в том, что парик, который певец не снимал уже целый месяц, поливая органическими удобрениями, дал, наконец, корни. Волосы, прорастая в череп, вызывали щекотку, и певец неудержимо хихикал.
– Если бы вы знали, как мне тяжело на душе, – хихикнул певец. – С тех пор как мы расстались, Ненси и я, мне некому руку пожать в минуту душевной невзгоды… Только там, в желудке у Ненси, я понял, что такое – настоящая акустика. Никогда мне так хорошо не пелось, как там. Когда я начинал петь известные советские песни, включая гимн СССР, Ненси на некоторое время замирала, а потом начинала подпевать голосом Аллы Борисовны, – певец хихикнул. – Но вот я сменил репертуар, запел гимн новой России, который, кажется, написан на слова царского постельничего Гришки Михалкова, что убаюкивал царя Алексея Михайловича. И что бы вы думали? Ненси выплюнула меня, и так далеко, что я долетел до бурятского автономного округа, где жалостливые буряты подобрали меня и сделали депутатом… – певец хихикнул и горестно приумолк. Было видно, как шевелятся на его голове растущие волосы.
Между тем в центральном желобе башни трепетали жилы и кабели, пропуская мощные электромагнитные волны. Шел показ телешоу под названием: «Я – самка». Здоровенный амбал хрипловатым баском приглашал женщин раздеться и сравнить величину и форму своих бедер. На полу валялась груда белья, топтались обнаженные женщины, в основном ведущие телепрограмм. Амбал с рулеткой делал замеры, одобрительно похлопал по ягодицам ведущую программы «Подавленный инстинкт», разочарованно щелкнул по носу ведущую программы «Гарнир». Победили две телеведущие из программы «Клубок змей». У одной оказались самые узкие бедра, позволившие ей безболезненно пролезть в игольное ушко, у другой – самые полные, так что она застряла в Триумфальной арке и пришлось звонить в МЧС.
В застолье Мэра об этом не знали, продолжали трапезу, сопровождая ее светской беседой.
– Не правда ли, я могу приоткрыть в этом кругу доверенных друзей маленькую тайну? – кореец вопросительно взглянул на Мэра, получив кивок согласия. – На Поклонной горе уже поставлена православная церковь в виде красивого стеклянного «бистро». Уже возвышается мечеть с минаретом, на который непременно нужно взглянуть нашей любезной Монике. Красуется синагога, похожая на высоковольтную трансформаторную будку. Теперь же, и в этом сюрприз, начинается строительство пагоды, в основу которой положен образ божьей коровки с раскрытыми крыльями. Предполагается возведение кирхи, костела, капища древних якутских богов, зороастрийских молелен, молитвенных домов для баптистов, адвентистов, саентистов и секты Аум Сенрике. Я же как потомок корейского императора хочу преподнести моему другу волшебного дракона, – кореец извлек из шелковых складок халата небольшого зверька с перепончатыми крыльями, цепкими лапками и зубастой противной головенкой, поставил на стол. – Его сделали искусные мастера четвертого века в Долине фей, и он способен оградить вас, мой друг и благодетель, от всякого вреда и напасти.
В это время через ресторан пробегала мышь. У дракона загорелись маленькие рубиновые глазки. Он стремительно соскочил на пол, догнал мышь, придушил ее и принес в застолье, положив рядом с Мэром на скатерть. Все аплодировали. Мэр накрыл мышь салфеткой.
В бетонных желобах и протоках башни, как в толще огромного стебля, возносились бесцветные соки, испарялись в небо, неся в бесконечность пространств незримые, бестелесные образы. Транслировалась популярная телеигра «Возьми миллион», пользующаяся особой приязнью высших сословий общества. Ее ведущий, известный юморист-пересмешник, способный передразнить что угодно, от Первого Президента России до птичьей попки, был похож на веселого галчонка с бойким глазком, подглядывающим, кого половчее клюнуть. На подиуме, в ярких лучах, стоял мальчик из детского дома, в аккуратной поношенной курточке, которому только что предложили получить миллион, передав для этого котомку. Но когда котомку открыли, из нее полетел пух, осыпая мальчика, прилипая к лицу и курточке. Мальчик плакал, пересмешник талантливо его передразнивал, окружающая публика хлопала и смеялась.
