– Многие, у кого на уме козни и злодеяния, хотят у русских отнять Победу, чтобы сделать народ беззащитным. Но это им никогда не удастся. Те, которые Советскую страну погубили и хулу на советский народ возводили, теперь за Победу прячутся. Говорят: «Победа, Победа», – а во рту у них одна кислота. Их, которые черные дела за Победу прячут, угадать легко. Спроси их – кто Генералиссимус Русской Победы? Ни за что не скажут, а изо рта пойдет зеленая пена. Спроси, как зовется город на Волге ниже Саратова, выше Астрахани? Не скажут, и губы посинеют как у утопленника…
Уже многие толпились вокруг проповедника, и задние хотели пройти вперед, чтобы лучше слышать, а передние пересказывали задним слова, которые те не расслышали.
– Победа – это и дело, и время, и учение, и Дух Живой, и Россия Земная, и Россия Небесная, и Рай, который тоже – Россия. Не всякий это учение может сказать словами, но всякий им дышит, спасается и спасает других…
В толпе, что окружала проповедника, были не одни москвичи, но и резчики по дереву из Могилева, что столярничали в реставрационных мастерских, и грузинский ученый-атомщик, у которого в Тбилиси закрыли институт, и он переехал в Москву, и два армянина из Карабаха, где не на что было купить хлеб, и они переселились в Москву ремонтировать автомобили. Здесь оказался китаец, присматривающий где бы открыть магазинчик для торговли пророщенными семенами пшеницы. И всяк находил в словах проповедника свое.
– В Победе все люди братья – и русские, и белорусы, и украинцы, и татары, и казахи, и узбеки, и евреи, и чеченцы, и англичане, и французы, и американцы, и немцы, которые нас победить захотели, много наших жизней отняли, иных пожгли, иных до смерти запытали, но святые мученики за них молятся и вымаливают у Бога прощение. Многие хотят Россию сгубить, русских извести до последнего. Но Победу победить невозможно. Потому Россия непобедима вовеки, и русские ее все равно отстоят…
Плужников видел, как сквозь толпу проталкиваются двое в темных шляпах, с остроконечными ушами, как у немецких овчарок, узнавал в них агентов спецслужбы «Блюдущие вместе», торопился досказать начатое.
– Чтобы нам устоять и не сделаться добычей злодеев, нужно любить армию, цветы, заслонять детей, благоговеть перед женщиной, чтить ветеранов, помогать друг другу! Это и есть – Победа, за которой Гагарин в Космос летал, и многое из того, что слышите, узнано от Гагарина. Не надо отчаиваться… – закончил он проповедь задушевной фразой.
Агенты грубо расталкивали людей, подбирались к Плужникову. Но белорус подставил одному ногу, и тот плюхнулся носом в песок, разрушив детский замок.
Армянин напустился на разрушителя с криком:
– Зачем детей обижаешь!
Мамки и няньки кинулись на агентов, грозя позвать милицию. Изобличенные, утратив конспирацию, агенты поторопились убраться, успев сделать несколько снимков Плужникова скрытой камерой.
Вернувшись домой, он застал Аню встревоженной и огорченной.
– Я так волновалась!.. Хорошо, что пришел!..
– Это я волновался… Ходил, тебя повсюду разыскивал…
– Тебе нельзя появляться на улице!.. Это опасно!.
– Теперь не опасно. Память ко мне вернулась. Адрес наш помню.
– Тебя ищут, хотят схватить!
– Кому я нужен?
– Мой милый, ты не знаешь новость! По Москве объявлена перепись населения. По квартирам ходят переписчики в черных шляпах, с песьими головами. Вежливые такие, обходительные. Все вынюхивают и выспрашивают… Сперва обычные вещи: сколько лет, где родился, русский ты, еврей или чеченец. Потом интересуются, сколько зарабатываешь, сколько тратишь, какое хобби. Потом – сколько колонн у Большого театра, сколько глаз у Кутузова, сколько ног у сороконожки. Спрашивают, каков на сегодня рейтинг Президента и в какой стране гостит Первый Президент России. Когда человек на все вопросы ответит, ему махонькой печаткой ставят на лоб значок, где перламутровый дракончик держит в зубах какие-то цифры, кажется, рейтинг, и значок этот переливается как голографическая картинка и уже не смывается. Когда человек такой значок получит на лоб, он становится счастливым и уже не перестает улыбаться. Его щиплют, а он улыбается, кипяток льют на голову, улыбается, ребеночка маленького головой бьют об пол, а человек улыбается. Это называется у них «Юморина». Такого человека спрашивают, не видал ли он того, кто носит в руках голубиное золотое яйцо; не проходил ли такой, у кого пальцы в акварельных красках и он держит рисунок, похожий на детский; не останавливается ли он на углах, чтобы проповедовать о Русской Победе, при этом глаза у него небесно-синие, а лицо слегка обгорелое; и дают для опознания фото. Вот это!.. – Аня протянула Плужникову фотографию, на котором был изображен он сам, в парке, на детской площадке, окруженный детьми, их мамками, няньками и всем тем людом, перед которыми он только что проповедовал. – Дают бесплатные пейджеры, чтобы могли перезвонить по телефону в ФСБ!..
– Когда же они успели снимок сделать? – изумился Плужников проворности агентов. – Что же теперь делать?
– Все очень опасно, мой милый. Я видела их песьи головы и красные, мокрые языки… Они выводили из дома мужчин, которые хоть немного на тебя походят. Сажали в тюремные машины с решетками и увозили. Я все продумала. Если они к нам постучатся, ты выходи на балкон и там по пожарной лестнице спускайся в боковой двор, подворотнями убегай на Остоженку и мешайся с толпой. А я их тут буду удерживать, уговаривать.
Только она это сказала, как раздался звонок, нежный и вкрадчивый, словно девочка-сиротка подошла к дверям, едва дотянулась до высокого звонка и нажала тугую кнопку.
Плужников, на цыпочках, глянул в смотровой глазок. Песьи морды с черными носами, шерстяными ушами, рыжими злыми глазами притаились за дверью. Сочно краснели мокрые языки. Качались поля темных фетровых шляп. Мохнатые лапы сжимали папки, мобильные телефоны и пистолеты «Беретта».
– Пришли, – прошептал Плужников, вернувшись на кухню. – Не открывай… Я разыщу тебя, как только минует опасность…
С этими словами он растворил дверь балкона, напустив в комнату холод и дождь, поцеловал Аню, ощутив сладостный аромат ее любимых волос, заметил, как бьется на ее беззащитной шее голубая жилка, похожая на крохотную птичку-синичку, – и уже был на балконе; цепко перескочил на ржавую пожарную лестницу, ухватившись за мокрые поручни; стал спускаться вдоль фасада, заметив внизу крытый тюремный фургон, рядом с которым прохаживалась охрана – двое в фирменных шляпах, из-под которых торчали песьи носы; соскочил на землю, кинулся в соседний двор, неловко зацепив пустую пивную банку. Охрана обернулась на грохот, закричала: «Стой!.. Ответь на вопрос – сколько глаз у адмирала Нельсона?.. Сколько ног у осьминога?..» Плужников не отозвался, хотя знал ответ, помчался что есть мочи дворами, слыша топот преследователей, выскочил на Остоженку, где все блистало, шелестело переполнявшими улицу лимузинами.
В толпе мелькнули черные фетровые шляпы. Он помчался через «зебру» перехода, пробежал переулком на Пречистенку и увидел, как погналась за ним черная «Волга» с мигалкой, истошно воя. За лобовым стеклом отчетливо просматривались собачьи головы в нахлобученных шляпах. Пробегая мимо ресторана «Нью-Васюки», заметил, как сверху на него стала падать плетеная ловчая сеть, едва увернулся, а в тенета попалась субтильная старушка, видимо, из потомственных дворянок. Сучила сухими ручками, жалобно восклицая: «Господа, право, как мило!.. Какая тонкая шутка!..»
