В газете была помещена статья московского корреспондента Джефри Стикса, где тот рассказывал о ходе президентской гонки и о возможном победителе на выборах Градобоеве. Преподносился образ сильного прогрессивного человека, русского патриота, приверженца европейских ценностей, умеренного критика американской политики, который тем не менее признает главенство Америки в однополярном мире. Статья включала в себя несколько психоаналитических характеристик, таких как тайное влечение к католическим символам и глубинное соотнесение себя с символами Древнего Вавилона. Эти пикантные домыслы Джефри Стикс почерпнул из желтых газет, которым Градобоев давал интервью, дурачась и фантазируя.
Статья была стратегически важной для Градобоева, делала его фигурой международного уровня, придавала мировую известность. Это была аттестация, пропускавшая его на следующий этаж политической карьеры, говорившая о поддержке его персоны со стороны влиятельных американских кругов.
Градобоев еще и еще раз перечитывал статью, торжествовал, подносил к лицу шелестящие страницы. Вдыхал горьковатый запах миндаля, легированной стали и женских волос, запах заморской цивилизации, приславшей ему свою весть.
На столе лежал белоснежный конверт с золотым американским орлом. В конверте находилось сообщение, гласившее, что посол Соединенных Штатов в Москве Марк Кромли имеет честь пригласить господина Градобоева отобедать в резиденции посла в Спас-Хаус.
Особняк посла, желто-белый, с голубоватыми тенями, среди ослепительного солнца и снега, казался барской усадьбой, во дворе которой вот-вот загремят бубенцы и покажется тройка, запряженная в санный возок. Золотая солома, аляповатые цветы на возке, пар из лошадиных ноздрей, и на крыльце появляется барин в тяжелой собольей шубе. Так мимолетно подумал Градобоев, проходя мимо морского пехотинца с фиолетовым толстогубым лицом. Тот оглядел его отчужденно и холодно, блеснув из-под берета огромными белками.
В прихожей его встретил сухощавый господин с рыжеватой бородкой и зелеными рысьими глазами.
– Майкл Грэм, второй секретарь посольства, – представился он, остро вонзая в Градобоева свой пронзительный взгляд, словно просвечивал его рыжими окулярами приборов. Градобоев с неприязнью подумал, что где-то в соседней комнате на экране отобразился его скелет. – Прошу вас, господин посол сейчас выйдет. – И провел Градобоева в комнату, где был накрыт стол и сквозь шторы лился чудесный свет серебряного зимнего солнца.
Посол Марк Кромли появился внезапно, словно вкатился в комнату, маленький, круглый, лысенький, с пухлыми щечками, с остатками белесых волос, сквозь которые просвечивал розовый веснушчатый череп. Радостно улыбался Градобоеву, сунул маленькую руку с полной ладошкой, которую позволял мять, не отвечая на рукопожатие.
– Мороз и солнце, день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный! Пора, красавица, проснись! – Он взмахнул рукой, приглашая любоваться солнечным сиянием за окнами. Перенес этот восторженный взмах в направлении стола с белой скатертью, сверкающим стеклом и фарфором. – Прошу, господин Градобоев. Спасибо, что откликнулись на мое приглашение.
Его русский язык был безукоризнен, чувствовалось лишь легкое напряжение в произнесении некоторых слов и радость, оттого что это произнесение удавалось.
Они уселись за стол, Градобоев и посол визави, а Майкл Грэм рядом с послом, чуть в стороне.
– «Зима, крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь. Его лошадка, снег почуя, плетется рысью как-нибудь». – Посол продолжал щеголять знанием русской поэзии. Гостеприимно улыбался. Очаровывал Градобоева непринужденной манерой, веселостью, любовью к Пушкину, к России, к зимнему московскому солнцу.
Градобоев очаровывался, кивал, восхищаясь послом-русофилом. Вдруг почувствовал, что в глубине этого пухлого тела, среди обворожительных улыбок, смеющихся глаз, притаилась крохотная дробинка, чудовищно твердая и тяжелая, несущая в себе сокрушительную силу удара. Это открытие заставило его содрогнуться, и он поспешил унять невольную дрожь. Видел, как исследуют его рыжие глаза Майкла Грэма, улавливая малейшие колебания его чувств.
– Вы прекрасно знаете русскую поэзию, – произнес Градобоев комплиментарно. – Я слышал, у вас есть работа по русскому Серебряному веку. Россия для вас – не чужая страна. – Произнес и спохватился – как бы исследующий его Майкл Грэм не усмотрел в его словах тонкой язвительности, скрытого антиамериканизма, неприязни к послу, орудующему в России как у себя дома.
– Прошлым летом я совершил путешествие по северным русским озерам. Я наконец увидел Кижи. Незабываемое впечатление! Как будто на острове стоят ракеты, вот-вот взмоют в небо.
– Кое-кто из наших либеральных политиков хотел бы, чтобы у России остались только деревянные ракеты.
– Да, но ведь, кажется, это вы утверждали, что если бы Россия отказалась от своих ядерных ракет, то отношения между нашими странами резко улучшились? Как будто вы говорили об этом в своем интервью?
– Нет, – ответил Градобоев. – Я излагал точку зрения некоторых наших либералов, и я эту точку зрения не разделяю.
– Согласен с вами. Россия слишком большая страна, и она должна сама себя защищать, не полагаясь на чужие ракеты. Великие народы должны себя защищать.
Градобоев был доволен собой. Он не перечил послу, но и не подыгрывал ему. Оставался патриотом, самостоятельным политиком, не скрывая своих суждений. Не обнаруживал того унизительного низкопоклонства, которым грешили некоторые мелкотравчатые либералы.
Они обедали. Служитель бесшумно менял тарелки, подливал в бокалы вино. Майкл Грэм молча слушал, наводя на Градобоева свои рыже-зеленые глаза, и тому казалось, что его голову поместили в невидимый томограф, нарезают тонкие пластины мозга. Процеживают, просматривают, исследуя все оттенки мыслей.
– А как вы считаете, что заставляет людей выходить на улицы? Ведь это, кажется, вполне обеспеченные люди. Работают в банках, корпорациях. Их нельзя назвать обездоленными. – Посол отправлял в рот ломтик бифштекса, самозабвенно его пережевывая. Казалось, что заданный вопрос интересует его меньше, чем вкус мяса.
– Не хлебом единым жив человек, – ответил Градобоев. – В России выросло поколение, для которого чувство собственного достоинства важнее материального достатка.
– Да? – Посол сделал вид, что изумлен услышанным. Выпил вино, покачивая головой, одобряя то ли ответ, то ли вкус мяса.
Градобоев рассматривал вставные зубы посла, жующие мясо, рыжеватые пигментные пятна на черепе, маленький приплюснутый нос с торчащими волосками. И думал, что за этим добродушным толстячком таятся гигантские силы, управляющие миром с помощью авианосцев, банков и тайных знаний, которые закабалили мир, держат его в наркотическом обмороке. А если мир вдруг начинает просыпаться от ядовитых снотворных, то его посыпают умными бомбами, дырявят сверхточным оружием.
– Вы приобрели популярность своими разоблачениями коррумпированных чиновников, – произнес посол, поддевая зеленый листик салата. – Каких скандалов следует ожидать накануне выборов?
